Михаил повернулся к ней, принялся торопливо сворачивать шланг.

— Подожди, вместе пойдем!

— Одна пройдусь, — отмахнулась Антонина. — Голова болит.

— Перенервничала, что ли?

— Наверное. Или вчера выпила лишнее.

— Я рабочих на стройке караоке отпустил, пока Артур не объявится! — уже в спину ей крикнул Михаил. — Должен же парень объявиться?

Антонина не ответила, отмахнулась, вышла со двора и направилась в сторону своего кафе. Увидела выезжающую из ворот Нину, поспешила к ней.

Та, бодрая, накрашенная, выглянула из окна машины, крикнула:

— Ну, чего? Никаких новостей?

— Мне нет. А тебе? — ответила Антонина.

— Были б, первая узнала!

— А куда в такую рань?

— Как это? За товаром. Через час народ пойдет, а торговать нечем.

Нинка захлопнула дверцу, круто и ловко развернулась, понеслась к трассе. Антонина постояла какое-то время, глядя ей вслед, и зашагала дальше.

Машин возле кафе было немного. Кто-то завтракал на веранде, кто-то крепко спал в машине, высунул из кабины ноги. А кто-то играл в шашки на траве.

Утреннюю свежесть убаюкивала заунывная восточная музыка.

Помещение для караоке стояло незаконченным, рабочих возле него не было, только Хамид старательно работал метлой, приводя площадку в порядок.

Увидел хозяйку, приостановил работу.

— Доброе утро, Антонина Григорьевна!.. Какие новости?

— А какие тебе нужны?

— Хорошие, — улыбнулся азиат. — Например, про Артура. Не вернулся еще?

— Еще не вернулся.

— Думаете, когда?

— Думаю, скоро.

— Очень жалко, если не вернется. Стройка стоит, работа тоже не идет, людей хозяин отпустил. Хорошее дело может не получиться.

— Получится, Хамид. Все получится, — улыбнулась Антонина и попросила: — Ты свою музыку выключи. Дай что-нибудь другое.

— Не нравится? — искренне удивился Хамид.

— Сильно печальная, плакать хочется. — Антонина чему-то рассмеялась и скрылась в кафе.

Нина быстро и уверенно прошагала по коридору второго этажа отделения полиции, с ходу постучала в нужную дверь.

— Войдите! — послышалось из кабинета.

Вошла, улыбнулась широко и обворожительно.

— Здраа-асте!

— Здрасте, Нина Петровна. — Муромов был не один, с сотрудником.

— Вижу, помешала?

— Присядьте на минуту.

Нинка выбрала подходящий стул, уселась вальяжно, раскованно, понимая собственную привлекательность и глядя на мужчин с интересом и женским вызовом.

Сотрудник ушел, капитан покинул стол, расположился напротив посетительницы.

— Ну что, подруга? В твоих руках жизнь. Молодая, сильная, даже симпатичная. Но наглая.

— Где он?

— Отдыхает.

— Могу на него глянуть?

— Зачем? Сначала поговорим.

— Давай. — Нинка, устроившись поудобнее, спросила: — Какие предложения?

— Пока никаких. Есть соображения. — Капитан взял со стола жвачку, кинул подушечку в рот. — Но сначала вопрос. Только начистоту. Он тебе нравится?

Нинка подумала, пожала плечами:

— Временами… Точнее, местами.

— Жалко будет, если потеряешь?

— Хочешь посадить?

— Если посажу, то только с твоего согласия.

Нинка снова задумалась:

— А какой интерес, если посадим?

— Молодец. Это как раз мое первое соображение. Посадить не проблема, а вот зачем?

— Согласна, навара никакого. Голый. Что с него возьмешь?

— Наводящий вопрос. Ведет себя хлопчик нормально? Не выпивает, не безобразничает? Не таскает телок?

— Вроде ничего такого не замечала. Ровный как шпала. А вот Савостина, по-моему, на него глаз положила.

— А он?

— Он?.. По-моему, по барабану.

— Что такое муж Савостиной? — спросил капитан.

— Алконавт. Либо пьет, либо кается перед Тонькой. Любит ее, идиот, до осатанения.

— Старше жены?

— В этом как раз и проблема. Машинка от переживаний почти не работает.

Муромов подумал, цокнул языком.

— В чужое болото лезть себе дороже, — почесал он затылок. Потом достал из ящика стола пакет с деньгами. — Здесь семьдесят три тысячи.

— Сучонок. Неплохо погулял. Двадцать семь успел спустить. Как думаешь, сколько можно с Савостиной срубить? Если пол-лимона?

— Не-е, Нинок, — поднял руки Муромов. — Не втягивай меня в эту бодягу. Разбирайся сама. Пареньку и без того годика три-четыре светит.

— Сколько? — вскинула брови Нинка. — Чего так круто?

— Во-первых, рецидив. Он же только недавно освободился.

— Иди ты?!

— Ты иди, а я посижу, — засмеялся Муромов. — Почти полтора года.

— Е-мое… А я, дура, губы раскатала. Чуть было не втюхалась. — Нинка внимательно посмотрела на мента, попросила: — Давай не будем сажать. Хороший мужичок. Может, выправится.

— Решай, — развел руками капитан. — По старой дружбе дело пока могу придержать. Оно еще не пошло на регистрацию.

— Придержи. Если Антонину нагну на что-то серьезное, скажу тебе.

Капитан раздраженно глянул на нее, повторно предупредил:

— Сказал же, бабки с этого дела брать не буду! — Он принялся быстро собирать бумаги. — Ладно, свободна.

— А эти? — Нинка попыталась дотянуться до пакета с деньгами. — Это ж мои.

Он отвел ее руку.

— Аккуратно, пожалуйста. Это вещдок! Остается в отделении, — поднялся, глянул на часы. — Беседа окончена, у начальника через пять минут планерка.

— А мне с Артуром как поговорить?

— Сейчас дам команду. — Муромов вернулся к столу, взял какие-то бумаги, предупредил: — Только так… Поменьше языком мельтеши.

— Паш, ты чего? Когда такое бывало? Я ж как тот железный забор — двадцать в длину, три в вышину. Глухо.

— Я предупредил, — капитан нажал кнопку вызова. — Дежурный, приведите в десятый кабинет задержанного Гордеева. — Он подмигнул приятельнице. — Тут вам никто мешать не будет. Поворкуйте.

В «обезьяннике» Артур сидел не один. По углам расположились два мужика бомжеватого вида, три гастарбайтера и один щеголевато одетый парень чуть за двадцать. Когда в коридоре появился лейтенант, щеголь первым покинул скамейку, нервно вцепился в решетки.