Виктор издал дикий, протяжный крик.

Медведь уставился на него. Крохотные, запавшие глазки медленно наливались кровью.

В следующую секунду он кинулся на охотника.

Там же, воскресенье, 6:41

Как только Смолин покинул сторожку, Олег без труда освободился от пут. Во-первых, этот салага-сержант абсолютно не умел связывать человека. Ни связывать, ни вязать узлы. Ну а во-вторых, даже круглый дурак знает, что когда тебя связывают, мышцы нужно максимально напрячь, чтобы потом незаметно расслабить, и веревка провиснет. Пока «сержант» вязал его, Олег был в сознании, просто притворялся, будто находился в отключке. Поэтому несложный фокус удался, и на все про все у него ушло не более десяти минут.

Шибаев поднялся наверх, потирая затекшие запястья. Взгляд егеря тут же упал на искореженные ружья. Он недоверчиво взял свой «Тигр», осмотрел искривленный ствол, покачал головой. Потом повесил на плечо потрепанный ягдташ[3]и уже хотел идти в лес, как, поразмыслив, захватил с собой из сеней топор.

Против медведя, конечно, топор бесполезен.

Но он может пригодиться, если у сержанта окончательно съедет крыша.

Ведь Виктор думает, что он еще там, в погребе.

Олег вышел наружу. Заскрипел зубами, увидев растерзанные останки Юмы. Сгорбившись, егерь подошел к мертвой лайке, погладил по залитой кровью голове. Пасть собаки была оскалена, глаза уже подернула молочная пленка.

– Эх, Юма, Юма, – вздохнул Олег. – Хорошая была собака. Прости…

Он посмотрел на растущую рядом ель – вторая половина собаки висела на ветках, как сохнущая тряпка. На лице Олега не дрогнул ни один мускул. Он бережно снял останки Юмы с дерева.

– Я похороню тебя, как вернусь, – пообещал он.

Твердо печатая шаг, Шибаев направился за Виктором. Это было несложно – «сержант» оставлял за собой слишком заметный след, даже несмотря на дождь. Настоящие охотники так не ходят.

Но дело было даже не в походке. Даже если бы «сержант» парил в воздухе, как святой, Олег и так бы догадался, куда тот решил отправиться.

Конечно же, к берлоге. Той самой, где он его застал в день приезда.

Вскоре он остановился у огромного валуна. На нем, нахохлившись, сидел ворон.

– Кар! – хрипло выдал он, когда егерь окинул его беглым взором.

Олег остановился.

Ворон приподнял крылья, расправил их, будто красуясь перед человеком.

«Посмотри, каков я», – смеялись его круглые блестящие глаза с темно-бурой оболочкой.

– Он… там? – глухим голосом спросил егерь.

Ворон молчал, со скучающим видом уставившись на Бирюсу.

Олег сделал осторожный шаг в сторону леса, как вдруг птица резко сорвалась с камня. Злобно каркая, ворон молниеносно ринулся на опешившего егеря, сбив с его головы кепку.

– Ох ты, дьявол… – только и промолвил Олег. Он выронил топор, защищая глаза. Сделав круг, ворон поднялся в воздух и, сложив крылья, словно истребитель, вновь понесся к пожилому мужчине. Птица врезалась в голову егеря со скоростью выпущенного из пращи булыжника. Твердый, как сталь клюв глубоко рассек ему лоб. Хлынула кровь, и Олег, не удержавшись, упал.

– Вот бестия…

Он поднялся, вытирая кровь и растерянно глядя на ворона. Тот, покружив над ним, снова вернулся на камень.

– Хорошо, парень. Я все помню. Согласен, это не мое дело, – пробормотал егерь, водрузив кепку на голову. – Подожду здесь.

Где-то в чаще раздался яростный рев, за которым тут же последовал крик.

Кричал Виктор.

Москва, воскресенье, 12.48

Жираф поразил Артема.

Мальчик долго смотрел на африканское животное, открыв рот.

– А как он пьет, бабушка? – только и спросил он.

Мария Николаевна как могла, сбивчиво объяснила внуку.

Они зашагали дальше, и тут зазвонил ее мобильник.

«Наверное, Лариса», – решила пожилая женщина, открывая сумку. Однако оказалось, что это ее родная сестра, проживающая в Балашихе. Ахая и причитая, сестра сообщила, что сломала ногу.

Мария Николаевна всполошилась. Стараясь не выпускать из виду внука, она принялась расспрашивать родственницу об обстоятельствах несчастного случая. Она постепенно замедляла шаг, задавая уточняющие вопросы, и изредка морщилась, когда расстроенно-возбужденный голос сестры звучал особенно громко.

Наконец она остановилась в тени.

Артем шел вперед, мурлыкая что-то под нос. Где-то за спиной мальчик слышал голос бабушки и не сомневался, что она идет за ним и не теряет его из виду.

Впереди показались клетки с медведями, и ноги сами собой понесли к ним мальчугана. Его лицо оживилось.

Еще бы! Ведь медведи – это так здорово и интересно!

Он знал, что его старшая сестра погибла в лапах медведя. Так сказали его папа и мама. Но мальчик был уверен, что тот медведь был плохим. Или больным. Тем более его убили. А эти медведи в клетках – хорошие и добрые. И конечно, хороших медведей больше, чем плохих.

По-другому и быть не может.

Иркутская область, Тайшетский район, воскресенье, 6.51

«На крюк… орочоны надвигали старый рукав… чтобы не было видно оружия…»

Слова егеря прозвучали в сознании Виктора фантомным эхом.

Никакого старого рукава у него не было. Рваные тряпки, которыми от замотал руку, были не в счет. И разматывать их он не собирался – хоть какая, а защита от зубов, если ему удастся все же пропихнуть этот крюк в глотку лесному монстру.

Приходилось использовать то, что есть.

Медведь остановился в трех метрах от охотника и медленно надвигался на него. Разъяренный колосс, старый, но все еще очень сильный, с горящими от бешенства глазами, каждая шерстинка торчала, словно наэлектризованная игла. Когти громадных лап смахивали на перчатки Фредди Крюггера.

Виктор отступил немного назад, едва не свалившись в берлогу.

«Это не берлога. Это наша могила, папа», – зазвучал в его мозгу шепот покойной дочери.

Медведь придвинулся ближе, и Виктор выставил вперед руку с распоркой. Таежный великан приподнялся на задние лапы, разинув пасть. Между зубов тянулись нити слюны. Не обращая внимания на крюк-распорку, медведь наклонился ближе и стремительно взмахнул правой лапой.

В последние доли секунды Виктору удалось чуть-чуть отстраниться, и лапа прошла по касательной, но все равно удар был такой силы, что мужчине показалось, будто на него упал мешок с цементом. В глазах померкло, лицо обожгла невыносимая боль.