Она закатывает глаза и пытается протиснуться внутрь, так что мне приходится отодвинуться и дать ей войти.

– Мне нужны деньги.

Никаких тебе «привет», «как дела», ни единого лишнего слова. По крайней мере, она закончила с дурацкой игрой в заботливую мать.

– Уже все потратила? – Я смотрю на улицу, высматривая Челси, но ее пока нет. Еще слишком рано. До ее прихода как минимум четверть часа, и мне кажется, она появится строго минута в минуту. Пунктуальность – ее конек.

– Да. Мне не хватило, – громким дрожащим голосом отвечает мама.

Сколько бы я ни дал, ей всегда мало. Денег, внимания, травки – чего угодно – всегда недостаточно. Ей просто невозможно угодить.

– У меня больше нет, – ложь, конечно, но мне не хочется трогать заветную заначку в шкафчике. Это на черный день. Я откладывал их по крохам не для удовлетворения пагубных потребностей матери: наркотиков и выпивки.

– Чертов лжец, – она буквально набрасывается на меня. Ее губы словно тонкая кривая линия, прочерченная на лице, а тусклые зеленые глаза как щели. – Позвони сестре. Возьми денег у нее и того долбаного мажора, за которого она выскочила замуж.

– Я не стану звонить Фэйбл, – говорю я напряженным голосом, чувствуя, как кровь закипает в жилах. – Если тебе от нее что-то надо, позвони ей сама.

– Думаешь, я не пробовала? Эта стерва не отвечает. Каждый раз натыкаюсь на автоответчик. Надоело. Вы все мне надоели. – Мать размахивает руками, спотыкается и начинает падать, я делаю к ней шаг и хватаю под локти, чтобы она не грохнулась на пол.

Смотрю ей в лицо, вижу расширенные зрачки и слышу учащенное дыхание. Она под кайфом.

И это явно не травка.

– Оставайся здесь. – Я слегка подталкиваю ее, и она, фыркая, оседает на диване, а я мчусь в комнату.

Оглядываясь, чтобы убедиться, что она не идет за мной, подхожу к шкафу и достаю старую спортивную куртку. Я редко носил ее в старших классах, хотя Фэйбл настаивала. Она страшно гордилась, что я играю в футбольной команде, особенно когда мы выиграли региональный чемпионат. Ее улыбка в тот вечер навсегда останется в моей памяти.

А теперь в моей памяти вечно будет храниться и мамин отсутствующий взгляд. Мне нужно выпроводить ее до прихода Челси и до того, как она снова начнет поносить Фэйбл. Мне хочется накричать на нее, спросить, почему она такая эгоистка, что не задумывается, как сильно ранит Фэйбл и меня. Она уже бабушка, черт возьми! Отэм – ее первая внучка, кровь от крови! Но нет же, маму это нисколько не заботит.

Я даже не уверен, что она знает о существовании Отэм.

Достаю пачку денег из кармана куртки и отсчитываю пару двадцаток и пятидесятидолларовую купюру. Не следует давать ей деньги. Еще пару минут назад я пообещал себе, что не стану снабжать ее средствами на покупку наркоты. Вот отстой! Когда дело касается мамы, я просто теряю волю.

Она – моя дурная привычка, от которой я никак не могу избавиться.

Недовольный своей слабохарактерностью и глупостью, я возвращаюсь в гостиную и вижу, что мама нервно меряет ее шагами, словно не может остановиться, и то и дело потирает руки, словно пытается отмахнуться от ползущего по коже насекомого. Она еще не заметила меня, и я с ужасом смотрю на нее. Не хочу это видеть. У меня мало времени, хочется просто всучить ей деньги и выпроводить, но это не решит проблему. Я не могу закрывать глаза на то, как мама губит себя.

Ей нужно помочь. Можно ли вообще ей помочь?

– Вот. – Я подхожу к ней, хватаю за запястье и вкладываю деньги в раскрытую ладонь. Она мгновенно сжимает их в кулаке, превратив купюры в зеленоватый комок.

– В ближайшие две недели даже не думай возвращаться. Я не твой персональный банк.

– Черт бы тебя побрал, – шипит она, перед тем как развернуться и выскочить вон.

Стою словно громом пораженный и смотрю на открытую дверь. Она ушла так же, как и пришла. Ни спасибо, ни «ты самый лучший сын», ничего. Просто потребовала денег, затем послала к дьяволу, и это все, чего я заслуживаю.

Большего идиота, чем я, и не сыскать в мире.

Гнев кипятит кровь, заставляя меня метаться по дому со сжатыми кулаками и бешено бьющимся сердцем. Почему, черт возьми, она так поступает со мной? Почему я каждый раз позволяю ей это? Хотел бы я быть как Фэйбл. Она без сожалений выбросила мать из собственной жизни. Просто пошла дальше с тем, кого любит, кто заботится о ней. Создала собственную семью. И хоть я тоже часть этой семьи, но знаю, как все непросто. Расстояние между нами только все усложняет.

Я здесь, а они там. Дрю, Фэйбл и Отэм. А раньше было: Дрю, Фэйбл и Оуэн.

Теперь я сам по себе.

Мне тяжело с этим смириться. Нужно расти и двигаться дальше, но при этом быть одиноким. Я словно прокладываю себе путь во тьме, постоянно спотыкаясь. Черт.

Мне нужно расслабиться.

Взглянув на часы микроволновки, я вижу, что до прихода Челси осталось менее пяти минут. Этого вполне достаточно, чтобы раскурить косячок и пару раз затянуться. У меня уже есть готовый, я забил его пару дней назад и спрятал в верхнем ящике комода. Как в бреду я подхожу к нему, выдвигаю ящик, достаю косячок, беру зажигалку и щелкаю снова и снова, пока не появится пламя.

Прикуриваю. Вдыхаю дым, позволяя ему заполнить горло и проникнуть в легкие, даря знакомое приятное покалывание. Затем выдыхаю. Тонкие струйки дыма тянутся изо рта, и я на миг закрываю глаза. Позволяю дурману унести меня туда, где проблемы не лежат тяжелым грузом на сердце.

Затягиваюсь еще раз и тушу косяк о стенку комода – плевать, что он будет испорчен. Прячу остатки и чувствую, как кайф разливается по венам, достигает моего перегруженного волнениями мозга и растворяет их. Меня окутывает теплый уютный туман, я словно цепенею. Хочу забыть о маме и Фэйбл, своих оценках, работе и футболе. Хочу сосредоточиться на девушке по имени Челси, которая думает, что придет сюда помогать мне с уроками.

Это последнее, чем я хочу с ней заняться. Но боюсь, это все, что мне светит.

– Привет. Кто-нибудь дома?

Я выхожу из комнаты навстречу нежному голосу и вижу Челси, стоящую посреди гостиной и смущенно озирающуюся. Заметив меня, она облегченно вздыхает, и я улыбаюсь ей. Я чувствую себя уверенно, словно никто и ничто не может противостоять мне. Не теперь, когда Челси здесь, освещая комнату своей чистой, неподдельной красотой.

– Эй, – говорю я, беззастенчиво разглядывая ее.

На ней джинсы и белая обтягивающая кофта, вызывающая у меня едва преодолимое желание дотронуться до ее груди. Она приветливо улыбается, снимает с плеча громоздкий и, похоже, тяжелый рюкзак и ставит его на пол рядом с диваном.

– Привет. Входная дверь была распахнута настежь, поэтому я вошла сама. Надеюсь, ты не против, – говорит она, махая рукой в сторону теперь уже закрытой двери.