Но позже, – он осторожно достал ее за ноги, притянул поближе к краю и запутался в ее растрепанных волосах. Аня спала.

– Волосы мешают нашим суровым победам! Ну, косы заплетать я не умею… – он взял Анину заколку и попытался заделать хотя бы хвостик, но это тоже не вышло. Тогда он вытянул из своих шортов шнурок и завязал ее волосы на узел.

– Мой советский олимпиец готов к покорению капиталистического мира! – он посадил ее на кровати. – Он порвет всех соперников на тряпочки!

«Олимпиец» медленно съехал в горизонтальное положение и воткнулся головой в подушку.

– Да никогда в жизни не буду… – она зевнула – отстань, я неадекватная, когда меня будят.

– Ну это мы еще посмотрим!

Он взял ее за ноги и за руки и забросил себе на плечи, как шашлык для каннибалов. Вынес на улицу и поставил на росистую траву. Аня тут же опустилась и села, обняв колени и положив на них голову. Гюнтер вновь поставил ее и стал махать ее руками:

– Раз-два, раз-два… – Аня безвольно колыхалась вслед за руками.

– Товарищ олимпиец завершает суровую разминку! Приступайте к подтягиванию! – он поднял и прицепил ее к турнику. Она болталась на нем, не отпуская рук только для того, чтобы не упасть. Тогда он энергично стал «подтягивать» её за попу:

– Раз-два, раз-два…Вперед, навстречу звездам! – почувствовав, что он ее держит, она тут же отпустила турник.

– Партия не бросает своих покорителей космоса, – он прицепил ее к себе на шею и стал подтягиваться сам.

Видя, что это тоже не имеет никакого эффекта и Аня абсолютно искренне продолжает дремать, посадил ее к себе на плечи. Она положила голову ему на макушку и зевнула.

– Теперь пробежка! – и он побежал с ней по улице. Две бабки, вышедшие в такую рань проводить своих коз на лужок, прервали разговор и уставились на эту картину.

– Доброе утро, Антонина Семеновна и Клавдия Ильинишна! – прокричал Гюнтер, пробегая мимо. – Вы сегодня очаровательны!

– Здравствуйте… – кивнула Аня, поднимая голову. – Эй, там, внизу, потише! Трясет вообще-то! Спать неудобно…

Сделав круг почета, он вернулся обратно.

– Я бы прокатил тебя на велосипеде, но, боюсь, когда ты свалишься мне под колеса и я по тебе проеду, ты даже не заметишь. Ладно, побудь хоть утяжелителем…

Он брякнулся на траву и стал отжиматься. Аня уютненько улеглась у него на спине.

– Вот это другое дело, – пробубнила она, – еще бы одеялко…

Переложив Аню на лавочку, Гюнтер принес из бани два ведра холодной воды и вылил одно из них себе на голову. Вода хлынула с макушки до пяток. Аня открыла глаза, содрогнулась и отвернулась.

– Смотреть холодно… Ну всё, товарищ… партия, бодрящая зарядка закончена, можно идти спать дальше?

Он посмотрел на Аню.

– М-да, бесполезняк полнейший…

– Ну наконец-то ты это понял, – оживилась Аня и встала, чтобы идти домой.

– Секундочку, товарищ олимпиец… – Гюнтер взял второе ведро и вдруг вылил воду из него ей на голову. Аня, глубоко вдохнув воздух, резко проснулась от холода и неожиданности. Сон как рукой сняло. Ледяная вода стекала с нее потоками. Она яростно взглянула на Гюнтера и не спеша подняла ведро…

– О-ёй… – сказал Гюнтер. Кажется, партия немного переборщила… За это она будет пристукнута ведром… – и он драпанул от нее на улицу. Аня побежала за ним, размахивая ведром…

Раскопки были продолжены. Сегодня решили копать под сенями. Только войдя в дом, Аня спиной почувствовала, что что-то изменилось. Она не знала, что именно, но что-то, не бросающееся в глаза, было не так, как вчера, будто стояло не на своих местах.

– Здесь кто-то был! – сказала она.

– Да брось, ключ есть только у тебя. Даже если бы кто-то и залез в окно – зачем? Здесь брать нечего.

– Не знаю… но что-то изменилось… – Ане стало немного не по себе. Она села среди пустой комнаты на «табуретку висельника» и стала присматриваться. Гюнтер зашел в чуланчик.

– Не иначе как домовой, – донесся оттуда его голос. – Обиделся, что мы пришли в его владения. Говорят, если при переезде хозяева не пригласили его с собой в новый дом или бросили старый дом без присмотра, то домовой сильно обижается и становится злым… – Тон его стал зловещим, как в детских ужастиках. Аня слушала, затаив дыхание. – Злым бабайкой! Из брошенного дома по ночам слышны детский смех и плач, и даже сам по себе включается и выключается свет. – Он зловеще замолчал.

И вдруг резко выскочил из чулана:

– Бу!!

Аня вскрикнула от неожиданности и чуть не грохнулась с табуретки.

– Дурак! – она сняла с ноги эспадрилью и запустила ею в Гюнтера. Он засмеялся и пошел вскрывать пол в сенях.

Аня надела тапку и заняла свое дежурное место в уголочке. Стало тихо, только слышно было, как Гюнтер гремит инструментами. «И всё же что-то изменилось…Сегодня пойдем к бабе Марусе – подумала Аня. Может, она прольет свет на нашу историю. – Она вспомнила о вчерашнем дяде Паше и улыбнулась: «Ванечка…» Мы всегда остаемся детьми для тех, кто нас растил. «Ванечка…» С ним так легко общаться. Постоянно забываешь про пресловутую субординацию. С ним хочется быть самой собой. И странно, но хочется ему нравиться…

Ее размышления, словно в ответ, прервал голос Гюнтера из быстро образовавшейся ямы:

– Ну хоть бы спела что-нибудь, Брунгильда! А то тошно в такой тишине. Музыки нет…

– Все для тебя, мой рыцарь! – обрадовалась Аня и запела:

– Жил в одном замке король, ло-ло! Славный богатый король, ло-ло!..

Когда песня закончилась, Аня на секунду задумалась:

– Что б тебе еще спеть? – она вспомнила компанию, которую они подвозили до Починок, и завопила:

– Знаю! Есть одна душевная песня! Коровка на лугу, на лугу, на лугу-у-у!

Гюнтер подхватил, и они заблажили дурными голосами вместе:

– Мычала на луну, на луну, на луну-у-у!..

– Кто такая эта баба Маруся? – спросила Аня, когда они вечером ехали в гости.

– Это мама дяди Паши, – пояснил Гюнтер. – Она уже совсем старенькая, давно не выходит из дома.

Комната бабы Маруси дышала старостью. Вроде бы и ремонт недавно был сделан, а всё равно сразу видно, что человек здесь живет сильно пожилой. Может, ее выдают плетеные половики на полу или несколько старинных икон в углу, или советские свадебные фотографии в одной большой самодельной раме на стене. А может, это бабы Марусины грустные мысли и груз прожитых лет витали в воздухе… Баба Маруся в черном платке, в темном ситцевом платье и коричневых чулках уже ждала их на своем любимом стуле.