— Но потом старый великий визирь умер, а правитель назначил нового, более молодого, который много путешествовал по свету и который нашел, что углы не современны, мешают прогрессу, чересчур скромны и простоваты. Короче говоря, он велел их снести. Но поскольку никто не захотел ни с кем встречаться напрямую, народ поднялся, отправился прямо ко дворцу и прогнал стоумового всезнайку. Во всей стране были в мгновение ока восстановлены все старые углы, построены новые, так что вся страна превратилась в лабиринт. Люди вернулись к привычному этикету, опять стали встречаться и заниматься делами.

Учитель задумчиво и с некоторым удивлением посмотрел на Мануэла, когда тот закончил, затем удовлетворенно потянулся за своей трубкой.

— Как я понимаю, это одна из историй твоего деда? Замечательная история и, кроме того, прекрасно рассказана. Дело пошло.

Мануэл молчал.

— Ты видишь, это был вопрос времени. И вот подобное нашло подобное. И остальные истории, которые ты хранишь в своей памяти, образуют своеобразный лабиринт. Рассказывая или записывая их, ты мало-помалу проникнешь в него. И в конце концов они станут твоими историями.

Мануэл сидел с отсутствующим видом, глядя через окно в долину. Может быть, следовало рассказать учителю о Марии?

— Вероятно, каждому из нас в какой-то момент нужна своя Ариадна с ее нитью, некоторым образом муза, которая целует нас.

— Но купить ее нельзя!

— Нет, купить ее нельзя, — подтвердил Рибейро, не зная, что, собственно, имел в виду Мануэл. — Но даром тоже ничего не бывает.

— А что такое Минотавр? — спросил Мануэл.

— Кто знает, вероятно, сидящий в тебе самом мерзавец, которого ты должен одолеть. И только тогда ты окончательно станешь обладателем богатейшего наследия своего деда, тогда его истории станут твоими, в той или иной из них ты найдешь себя и отразишься в ней, как в зеркале.

Мануэл задумался:

— Действительно ли имеет смысл смотреть в зеркало, чтобы что-нибудь узнать о себе?

— Есть серьезные причины, по которым нужно смотреть в зеркало не только по утрам. И кто это сделает, попадет в хорошую компанию известных философов. И Сократ, и Сенека, и стоик Марк Аврелий рекомендовали ежедневно смотреть в зеркало. Именно последнему удалось выработать такую искренность и прямоту по отношению к самому себе, которая ищет себе подобную. Слышал ли ты о нем?

— Один из римских императоров…

— …в синкретические времена. Кругом все кишело целителями всех сортов, посвященными, гностиками, астрологами, чудодеями. И это не в последнюю очередь создавало благоприятный духовный климат для тайно распространявшегося по всей его империи христианства. Он приходил к знанию через очищение и понимание данности, когда по утрам подходил к зеркалу и, чтобы ободрить себя, произносил маленькую речь: «Я встречусь сегодня с нескромным, неблагодарным, бессовестным, коварным, завистливым, невыносимым человеком. Все эти качества возникают из-за незнания того, что хорошо, а что плохо. Если меня кто-нибудь обидит, то это его дело, это его образ действия. Я останусь верен себе, меня никто не заставит совершать мерзости, я не желаю ни с кем враждовать». Как ты видишь, здесь взгляд в зеркало лишен тщеславия, шутовства и трюков с чудодейственными льстивыми зеркалами, которые превращают отвратительное лицо в самое привлекательное.

При этих словах Мануэл вздрогнул. Ему вспомнилась не до конца рассказанная история с разбитым зеркалом.

— Почему осколки зеркала приносят несчастье?

— Это чушь. Для Николая Кузанского разбитое зеркало являлось прямо-таки ключом к познанию мира. И в осколках отражается все лицо, целиком.

— Или задница дьявола!

— Или тщеславие мира. Мы можем продолжать, — сказал Рибейро, забавляясь, — ты, похоже, в этом разбираешься.

Мануэл ничего не сказал, но через некоторое время пробормотал:

— Вздор!

— Что «вздор»?

— Я знаю, это бессмыслица, но, положим, у хрусталя есть душа. Таким образом, зеркало тоже может смотреть на мир, обладать знаниями и чувствами, реагировать на соответствующего визави.

— Почему «бессмыслица»? Горный ли хрусталь или спокойный горный источник, как в случае с злополучным, томящимся от любви к своему собственному лику Нарциссом, где безграничное тщеславие оказалось для него роковым…

— Именно потому, что между глазами зеркала и глазами отражаемого возникает взаимодействие взглядов, все более ускоряющаяся цепная реакция, от которой нет спасения. Она ведет к обману чувств, к головокружению и в конце концов к разрушению.

— И Нарцисс попадает в свое зеркальное отражение…

— …или лев в источник.

— Расскажи!

— Охотясь за зайцем, лев загнал его настолько, что у того больше не было сил бежать от преследователя. Попавший в беду заяц попросил разрешения задать ему свой последний вопрос.

«Я удовлетворяю твою просьбу», — великодушно заявил царь зверей.

«Сколько царей может быть в пустыне?»

«Что за вопрос? Один, кроме меня никто, почему ты спрашиваешь?»

«Потому что я встретил второго, другого льва, неподалеку отсюда. И так как мой царь — ты, я бы хотел тебя предостеречь».

Сначала лев посмотрел на него с явным недоверием, потом почувствовал себя польщенным, потом впал в ярость:

«Что это значит? Что он здесь потерял? Где прячется незваный пришелец?»

«Я бы мог указать путь вашему величеству…»

«Прекрати болтовню и веди меня!»

Длинноухий послушно потрусил вперед, привел льва к выложенному кирпичом источнику и с невинной миной заявил:

«Он прячется внутри».

Лев тотчас же бросился вперед, наклонился над краем и вытаращил глаза на себя, точнее, на свое отражение в воде. Яростно рявкая, он прыгнул на бортик источника — в ответ оттуда зарычало эхо, — повернулся к зайцу и с царственным пафосом в голосе произнес:

«Царь может быть только один, и это я».

Громко рыча, он бросился на мнимого соперника, то есть на самого себя, ушел под воду — и утонул.

Рибейро выслушал рассказ с явным удовольствием, некоторое время помолчал, раздумывая, а потом сказал:

— Моя любимая поговорка — подобное стремится к подобному — относится и к гибели, здесь в прямом смысле слова. И кое-что еще: заяц, первоначально бывший в тупиковом положении, в конце концов побеждает своего минотавра, заманивая его в зеркальную ловушку. Триумфальный исход.

— Для льва не совсем триумфальный, — возразил Мануэл. — И возможно, не всегда в конце должна быть смерть.

— Но ведь жить — это значит или есть, или быть съеденным. Все остальное — нянюшкины сказки.

— Я думаю по-другому. Взгляд в зеркало, может быть, таит в себе большие опасности, чем просто смерть, иные разрушения, которые разъедают и изнуряют душу.