Продолжая разговор с племянницей, Юля отыскала глазами Эдика, который с большим усердием обмахивал свои шашлыки куском прокопченной дощечки. Конечно, издалека было совершенно невозможно рассмотреть его мельтешащие руки. Отведя взгляд от Эдика, Юля вдруг опять совершенно неожиданно натолкнулась на острый, изучающий взгляд Татьяны. Она показалась Юле абсолютно трезвой. У всех, сидящих за столом, лица прилично осоловели, а Татьяна выглядела свежей и очень сосредоточенной. Мало того, она вдруг выскочила из-за стола и принялась помогать мужу разносить готовые шашлыки. Таким образом, увидеть еще раз руки Эдика Юле не удалось. Но ни о чем другом она думать уже не могла. Она уверила себя в том, что шрам на пальце есть. Об этом знает Татьяна, именно потому бросилась на подмогу тому, кто является то ли Эдиком, то ли Родиком. Хотя... если этот человек – со шрамом, то, значит, сейчас, на этой даче, абсолютно живой и невредимый Родион Кривицкий зачем-то усердно разыгрывает роль мужа Татьяны и отца ее детей. При этом они оба: и Родион, и Татьяна – не могут не знать, что на городском кладбище, в могиле, на кресте которой значится «Кривицкий Родион Григорьевич», на самом деле лежит Эдуард. Знают и молчат? Но почему? И почему Родик, в любви которого Юля никогда не сомневалась, оказался вдруг возле Таньки? И что случилось с Эдиком? И при чем тут оранжевый шнур, на котором на самом деле никто не вешался?

Голова Юли пухла от вопросов, ответов она не находила. Хорошо, что Ладочке не понравился шашлык и она, схватив со стола огромную алую помидорину, спрыгнула со скамейки и побежала в дом. Ее сестра и маленькие гости мгновенно сделали то же самое.

– Ну вот и отлично! – обрадовался Сергей, старинный друг Эдика. – Без ребятни как-то посвободней! Наливай, Эдюха!

Юля вздрогнула. Неужели Сергей и впрямь не замечает подмены? И вообще – никто не замечает? Ни Ладочка с Лерочкой... Ни родители, ни Екатерина Георгиевна... Юля посмотрела в сторону бабушки братьев Кривицких. Она мгновенно повернула голову к невестке и как-то бодрячески улыбнулась. Ее улыбка Юле не понравилась. Жалкая. Хотя, возможно, Екатерина просто стареет. Не все же ей гордо носить свою породистую голову. Когда-то придется и согнуться, и губой дрогнуть. Не вечная, поди. Интересно, сколько ей лет? Впрочем, она, Юля, не о том думает. Сейчас нет ничего важнее вопроса: почему похоронили Эдика и выдали его за Родика? Может быть, об этом знают вообще все сидящие за праздничным столом, кроме нее, безмозглой дуры, все принимающей за чистую монету?

Юля пыталась несколько раз поймать взгляд Родика... или все же... Эдика, который давно оставил продолжающий слегка дымиться мангал и с аппетитом уписывал свою порцию шашлыка, сидючи под бочком у Татьяны. Эдик-Родик на взгляды не реагировал. Ел себе – и все. Даже головы от тарелки не поднимал. Зато Татьяна совершенно переменилась лицом. Стала какой-то синюшной и заострившейся, как давно и прочно болеющий человек. Юля заметила, что Ладочки-Лерочкина мамаша возле своей тарелки искрошила кусочек хлеба почти в труху. Хлебные крошки сыпались на траву, в которой радостно копошились воробьи.

Юле вдруг стало душно. К лицу прилила кровь, на висках выступила испарина. Она рванула высокий ворот свитера так, что где-то треснули нитки, глухим голосом объявила присутствующим:

– Я сейчас вернусь, – и, стараясь идти четким строевым шагом, отправилась к мосткам. Рядом с ними была устроена кабинка туалета. Пусть думают, что у нее живот схватило или еще что-нибудь в таком же роде...

Почти дойдя до озера, Юля услышала торопливые шаги и резко обернулась. Ее догоняла Татьяна. Юля остановилась, впилась глазами в приближающуюся невестку.

– Юль, я подумала, что тебе плохо, – фальшивым голосом начала Татьяна. Ее руки нервно скручивали в жгут белоснежный шарфик – нежное украшение синего нарядного платья.

– Да, мне плохо, Таня, и похоже, ты точно знаешь отчего!

– Ну... все знают... смерть мужа – это непросто пережить...

Юля в один прыжок подскочила к Татьяне, схватила ее за изрядно измочаленный шарфик, притянула к себе и прошипела в лицо:

– Ты ведь отлично знаешь, Танька, что мой муж жив-здоров и даже не похудел ни на грамм!

Юля думала, что Татьяна испугается ее словам, ужаснется тому, что она наконец-то обо всем догадалась, но невестка аккуратно высвободила шарф, сочувствующе погладила ее по плечу и тихо сказала:

– Я понимаю, как тебе тяжело, Юлечка! Хочешь, мы найдем самого лучшего врача и тебе станет легче?

– Врача?!! – Юля сатанински расхохоталась. – Это тебе нужен врач, если ты живешь с моим Родионом и не замечаешь этого!

Татьяна немного помолчала, будто подбирая нужные слова, а потом почему-то спросила:

– А ты сама-то замечала?

Юле показалось, что вопрос Татьяны прозвучал как-то не так. Она отнесла это насчет Татьяниного волнения и ответила:

– Сегодня, представь себе, взяла да заметила!

– Сегодня?!! – Татьяна даже пошатнулась на мостках, Юля вынуждена была удержать ее за плечи, чтобы та ненароком не рухнула в воду, холодную уже совсем по-осеннему. – Что значит «сегодня»?

– Сегодня и значит – сегодня! – Юле очень хотелось заплакать, но почему-то никак не получалось. Слезы всегда приносили облегчение, а нынешнее каменное напряжение за грудиной очень не нравилось и мешало. – Я могу доказать, что шашлыки жарил не твой Эдик, а мой Родик! Не зря я никак не могла поверить в смерть Родиона! Уж и на могильном кресте написали, что под ним покоится Родион Кривицкий, но я ни одной минуты этому по-настоящему не верила! А ты... Ты... – Юля окатила невестку презрительным взглядом, – посмела пригласить меня сюда, чтобы я удостоверилась, как хорошо вам живется с Родионом! Только почему?!! Родик всегда любил меня! Я это чувствовала! В чем же дело, Танька? Что случилось с Эдиком?! Я, как ни силюсь разобраться в этом кошмаре... никак не могу...

– Юль... Я понимаю, что у тебя от горя все в голове помутилось, но... С Эдиком все в порядке! Вон он... там... за столом... Ты же видела...

– Дура! Это не Эдик! Неужели ты и впрямь не видишь?!

Татьяна, лицо которой побелело почти до цвета шарфика, срывающимся голосом проговорила:

– Этого... не может быть...

– Нет, вы только посмотрите на эту аллегорию изумления! – Юля даже всплеснула руками и пребольно ударила себя по бокам. – Чего ж ты тогда за столом на меня пялилась и хлеб воробьям крошила?

– Да потому, что ты только что сказала чистую правду, только... не всю...

– Это в каком же смысле?!

– А в таком, что тебя любил не только Родик, но и... к моему несчастью, Эдик. Когда я увидела, как ты в него всматриваешься, подумала...

Татьяна замолчала, но Юля тут же ее подбодрила:

– Ну и?.. Что же ты такого ужасного могла подумать?!

– Я подумала, что если тебе вдруг захочется, чтобы Эдик... В общем, он даже не подумает сопротивляться...