— Убийство? — хотела подсказать Лена.

— Кража, — закончил свое предложение Рябинкин. — Это может быть комната, в которой заключались фальшивые договора на покупку квартир, или подпольный цех по изготовлению фальшивых купюр. Или мастерская, где вьетнамцы шьют джинсы и приделывают к ним лейбл «Levi’s», — на это нам наплевать. Нас, как судебных медиков, интересуют биологические объекты. Например…

— Труп! — все-таки высунулась Лена.

— Ну не только. Может быть любой биологический объект. Но чаще всего это действительно труп. Однако ведь необязательно человек умирает именно на том месте, где обнаружено его тело. Тело могут перетащить, перевезти, выкинуть откуда-нибудь, подкинуть куда-нибудь с целью сокрытия преступления… — Петя остановил свою речь, заметив, как удивленно расширяются у Лены глаза. У него возникло подозрение, что она это все слышит в первый раз в жизни. Он докончил уже без особенного энтузиазма: — Поэтому на место обнаружения трупа и вызывают судебного медика. Конечно, главная его задача установить прямо на месте обнаружения, насильственно наступила смерть человека или ненасильственно, — от этого зависят все дальнейшие действия органов дознания. Но признаки перемещения тела тоже очень важны. И оперуполномоченный, который выезжает на место обнаружения трупа, задает этот вопрос эксперту вторым. Иначе как он узнает, где ему что искать.

Лена покраснела. Она вспомнила, что ведь действительно, она это все когда-то то ли слышала, то ли читала. Только почему-то пять лет назад это казалось очень неинтересным.

— Ну так как у вас проходило занятие по осмотру трупа на месте его обнаружения? — снова повторил свой вопрос Рябинкин.

Лена напряглась. Чего он привязался?

— Я вспоминаю, — начала она, — но ничего не могу вспомнить.

— Момент, — сказал Петр Сергеевич и вышел куда-то на минутку. Потом принес какую-то тетрадь, типа альбома. — Это очень важно. Это была картинка?

Лена взглянула. На картине была изображена какая-то скромная комната с высоким окном, а на кровати сидел человек. Поза его была необычной. Лена всмотрелась. И вспомнила.

— Точно. Повешенный. Я когда смотрела на него в первый раз, тогда, на занятии, меня чуть не вытошнило. Прямо на картинку.

Петя отшатнулся и скорее убрал из-под Лениного носа альбом.

— У нас чего-то спрашивали про этого человека… — закатила глаза Лена. — Это было довольно неприятно…

— Вы меня разыгрываете? — спросил Рябинкин.

— Нет. Я правда ничего не помню, — пожала Лена плечами. — А что вы хотите? Я же не собиралась быть судебным медиком. Вот вы-то сами помните что-нибудь из глазных болезней?

Рябинкин пристально и недоверчиво смотрел на нее. Она разозлилась. Чего он пялится? Не сама же она ему навязалась?

— Ну хорошо, — сказал он. — А зачем группу делили пополам?

Лена опять задумалась. Петр Сергеевич бросил ей подсказку.

— В лаборатории у Людмилы Васильевны есть большая кукла…

Лена обрадовалась:

— Вспомнила! Мы еще удивлялись, зачем в учебной комнате в шкафу сидит кукла… А потом — ба-бах! Половину группы ведут куда-то во двор на помойку, и эту куклу притаскивают оттуда в грязных пеленках. Типа на помойке нашли труп новорожденного.

— А если погода была плохая?

— Ну не знаю. Я не помню, какая тогда была погода. Я же не веду записей, как в метеобюро, — пожала плечами Лена.

— А скажите, — не отставал Рябинкин, — вам было интересно искать эту куклу? Или рассматривать какую-то картинку?

— Ну мне-то уж точно нет. — Лена не видела смысла притворяться. — И, по-моему, все мечтали поскорей смыться отсюда. Не знаю, может быть, все это было бы интересно тем, кто сразу собирался в судебные медики… Но у нас в группе таких не было.

— Вот видите! — Петя встал со своего места, подошел к окну, посмотрел в парк.

Солнце опустилось еще ниже и теперь розовым пламенем просвечивало сквозь серые стволы тополей.

— Нам надо сделать так, чтобы всем стало интересно. Вы же сами прекрасно знаете, что легко запоминается только интересный материал.

— И как же это сделать? — Лена смотрела на него с усмешкой. Неужели перед ней последний из могикан? Сумасшедший энтузиаст судебной медицины?

— Как сделать? — Рябинкин отвернулся от окна и подошел к шкафам. — Прежде всего прекратить обезличку. Вот вы не запомнили картинку, потому что вы не знали этого повесившегося человека. А если бы вам сказали, что это реальная фотография какой-нибудь знаменитости?

— Наверное, это неэтично? — предположила Лена.

— Я тоже об этом думал, — посмотрел на нее Рябинкин. — Неэтично было бы, если б это был чей-то близкий родственник или происшествие совершилось совсем недавно. Хотя, если недавно — все равно об этом пишут в газетах. Еще неизвестно, что более неэтично — учить студентов на примерах или обсасывать косточки пострадавшим на какой-нибудь телепередаче. Впрочем, ладно, я отвлекся. — Петр Сергеевич снова уселся за стол, теперь уже на место преподавателя. — Но представьте, допустим, студентам показывают фотографию из архива. Реальную фотографию реально повесившегося человека. Ну, например, Есенина. Со всеми необходимыми описаниями из архива, с протоколом осмотра трупа на месте его обнаружения, со всеми заключениями последующих экспертиз — это этично или неэтично?

— Не знаю, — пожала плечами Лена. — Если об этом пишут в книгах, в газетах, то, наверное, это допустимо…

— А как вы считаете, работа с документами — это интересно?

— Опять не знаю. Один студент будет честно читать все эти документы, а десять других в это время готовиться к занятию по другой кафедре. Скажут, на фиг нам сдался этот Есенин. Все равно про него уже все изучено.

— Есть такая вероятность, — согласился Рябинкин. — Поэтому мы с вами не будем подносить все на тарелочке с голубой каемочкой. Пускай сами повозятся, побывают на месте обнаружения, поговорят со следователем, составят сами протокол…

— Так мы что, вывозить, что ли, студентов будем? — ужаснулась Лена. Господи, как просты, приятны и необременительны занятия со студентами на кафедре глазных болезней!

Петя вдруг вскочил со своего места и пошел к шкафам. С выражением фокусника типа «Оп-ля!» стал по очереди откидывать одну за другой дверцы. Рассекреченные отделения распахивались перед Леной своей бледно-желтой пустотой и вызывали в ней скорее сомнения и тревогу, чем радость, которую несомненно испытывал Рябинкин при созерцании этих пустых ящиков. В уже полутемной комнате Лене был виден только его силуэт на фоне окна — волосы торчат вихрами, рукава рубашки закатаны выше локтей, джемпер снят и как попало болтается на спинке стула. Лена вглядывалась в тонкие плечи Рябинкина, в очертания его коротко остриженной светлой головы, в быстрые движения его рук, распахивающих дверцы, и не могла отделаться от ощущения, что все это — сон. Не может, ну никак не может этот странный человек — полумальчишка, полумужчина — быть ее руководителем и начальником. Конечно, он знает в судебной медицине побольше ее, это ясно, но все-таки совсем не таким она ожидала увидеть своего нового завкафедрой. Ну что-то все равно должно было быть ближе к тому же Павлу Быстрякину, а то, что она увидела… Да откуда он такой взялся? А может, он сумасшедший? Лена опомнилась. Да, эта версия многое бы объяснила. А мама еще связывала с ним какие-то намеки… Лена чуть не прыснула вслух. Надо будет обязательно рассказать про этого зануду маме. Он вообще откуда приехал, этот Рябинкин?