Петя тем временем подошел к выключателю, и длинные лампы с потолка ярко осветили комнату.

— Студенческие группы формируются по двенадцать человек. У нас теперь есть шесть шкафов. В каждом шкафу будет находиться свое место происшествия…

— Происшествия все-таки? Или обнаружения? — Лене почему-то ужасно захотелось поймать его на неточности. А пусть знает, чтобы не воображал.

— В данном случае эти два понятия будут совпадать. Вы только представьте себе, как вы пригласите студентов отправиться на осмотр места происшествия. И не на какую-то помойку всем скопом, и не к какой-то дурацкой картинке — одной на полгруппы, а на настоящее место происшествия, которое действительно было в реальности и воссоздано во всех деталях.

Лена молчала и смотрела на Петра Сергеевича со смесью иронии и жалости. Ну как можно быть таким мечтателем?

— Внутри ящиков будут установлены макеты с реальной обстановкой мест происшествий, точно такие, какими они были в действительности. Если это комната — то в ней будет реальная мебель, расставленная так, как она действительно стояла. Если это улица, значит, по ней едут настоящие машинки. Если лес, значит, будет выстроен макет реальной местности, только в масштабе. Все макеты будут освещаться маленькими лампочками, как при навесном потолке. Пусть студенты рассаживаются по своему выбору — кто куда хочет. К каждому шкафу — по два человека. Один из них будет выполнять роль следователя, а второй будет работать как эксперт.

— Ну понятно, что же здесь не понять, — покивала головой Лена. — Это такая ролевая игра. А чтобы всем было комфортнее, с потолка будет звучать приятная музыка, а из столовки дежурные на подносах поднесут жареные беляши. Студенты вместо того, чтобы заниматься, будут балдеть — целоваться, жрать, звонить по телефонам… Через пару групп все эти макеты заляпаются жирными пятнами, а к концу первого семестра студенты сопрут все трупы. Надо же будет что-то вместо сувениров показывать…

Рябинкин некоторое время смотрел на нее, а потом молча встал, включил свет и по очереди начал закрывать шкафы, в обратном порядке тому, как открывал. Лена тоже замолчала. Петя закрыл последний шкаф и связку ключей убрал в карман.

— Лена, вы по жизни вообще пессимистка или так говорите нарочно, потому что вас послали работать не туда, куда вы хотели?

Лена непроизвольно выпрямилась и сделала серьезное выражение лица.

— Видите ли, Петр Сергеевич, я действительно рассчитывала вернуться на другую кафедру. Но коль меня к вам послали, я не собираюсь отлынивать от работы. Это вообще не в моем характере. Но я просто не понимаю, зачем вы так хотите усложнить свою жизнь? Какие-то макеты… — Она тоже встала и прошлась по комнате. — Проходили же занятия и без этих хлопот? Думаете, студенты оценят ваши старания? Да им все по фигу! Я понимаю, была бы еще у нас клиническая кафедра… — Она подошла к Рябинкину и встала прямо напротив него. — Ну скажите, сколько человек из выпуска будут работать в судебной медицине? Из всех восьмисот человек? Ну максимум двое или трое. Или даже один. Из моего выпуска, например, в судебную медицину никто не пошел. И мы будем из-за трех человек из себя вылезать? Да те, кто заведомо хотят стать судебными медиками, все равно ими станут. Но совсем по другим причинам, а вовсе не из-за наших макетов. И я вовсе не пессимистка. Я просто не люблю тратить время и силы впустую. — Лена снова села и победно посмотрела на Петю. А ну-ка, пусть он попробует ей возразить? Она ведь тоже не с помойки сюда пришла. Кое-что ее аспирантура тоже стоит. Да и не пришла бы она никогда, если б не Павел Быстрякин.

— Вы совершенно не правы, Лена. — Петр Сергеевич будто потух. Он поднял свой рюкзак и стал машинально засовывать в него смявшийся джемпер. — Я ведь надеялся, что вы хоть и не интересовались раньше судебной медициной, но проявите хоть какой-то интерес. Иначе нам с вами трудно будет работать.

— Нет, подождите! — У Лены появилось чувство, будто это ее обманули. Она так старалась сегодня весь день… — Я не сказала, что у меня нет интереса к судебной медицине, хотя, — она с возмущением посмотрела на Рябинкина, — мое сегодняшнее пребывание на кафедре в роли уборщицы вряд ли могло этот интерес подогреть!

— Я дам вам отгул в зимние каникулы. В качестве компенсации. — Петя снова полез в рюкзак, вытащил из него смятый джемпер и надел на себя. — Пойдемте. Уже поздно, — он взял рюкзак и остановился в дверях, ожидая Лену. Она медленно прошла мимо него.

— До свидания, Петр Сергеевич! — Он запер дверь и, не оглядываясь, пошел вдоль по коридору, щелкая выключателями. Лампы поочередно гасли ему вслед. Лена стояла в коридоре и смотрела, как он скрылся в лаборантской. Тогда она мысленно ругнулась и вспомнила про свои ноги. Она до сих пор была в старых резиновых шлепанцах, ангажированных для нее Людмилой Васильевной. От пыли теперь они были неопределенного цвета и растрескались поперек подошвы. Лена в ярости достала из пакета свои нарядные туфли и по одному со всей силы запустила шлепанцы в стену. Рябинкин все еще не выходил из лаборантской. У Лены слезы показались на глазах — туфли теперь оказались малы для распухших от работы ног. Она даже не сразу смогла надеть их на ноги.

Как же она до дому дойдет? В гробу она видела эту судебную медицину! Завтра же снова пойдет к Быстрякину и попросит перевести. На микру так на микру. Куда угодно! Она сделала по направлению к лестнице несколько шагов. Господи, как больно. Скорей бы добраться домой, забраться в ванну. Чем бы помазать ноги, чтобы не болели? Надо спросить у мамы, может, у нее есть какая-нибудь мазь?

Лена, ковыляя, стала спускаться по крутой, неосвещенной лестнице, и вдруг резкий отвратительный запах ударил ей в ноздри. Господи, что это еще такое? Газовая атака? Морщась на каждом шагу, она опиралась на перила и думала только о том, как бы не свалиться в темноте. Непонятно, кто выключил свет на лестнице? Четыре этажа. Ну и высокие же раньше строили пролеты! Но вот и вход в танатологическое отделение. Слава богу. Только вот отвратительный запах — все сильнее. У Лены сперло дыхание и даже стали слезиться глаза. Она нерешительно остановилась у входа, стала искать в сумке платок. А может, можно выйти через черный ход? Уж лучше на помойку, чем нюхать это… Она поторкалась — нет, дверь закрыта. Конечно, украдут вас тут с этой вонью! Нужны вы кому-то! Она достала платок — он так и лежал на дне сумки со вчерашнего дня — скомканный и еще влажный. Ну уж дудки, не все же время она теперь будет плакать? Лена встряхнула платок, выбирая место посуше, зажала им нос и вошла в отделение. Что все-таки здесь происходит, черт возьми?

В коридоре кто-то, как оказалось молоденький мальчик, а вовсе не жирная старая жаба, растаскивал две сцепившиеся боками каталки. Лена подошла ближе. Запах, как она поняла, исходил от одной из них. Что-то темное, пергаментно-коричневое, с изящной, словно египетской, вытянутой головой, тонкими сухими ногами, впалым животом лежало на той каталке, что была ближе к Лене. Мальчик, а Лена даже сама не могла понять, почему она определила его как санитара, наверное, по одежде — он тоже был замотан в старый байковый халат, так вот, мальчик — голубоглазый, с румянцем на щеках — все-таки распихнул каталки прямо перед ней и стал закатывать «мумию» в двери холодильника. Сторонясь, Лена все-таки с удивлением отметила, что щеки у «малыша», как она определила санитара, горели румянами, а не естественным румянцем, а глаза были аккуратно подведены черной подводкой. Боже, кого здесь только нет! — догадалась она и поспешила пройти мимо. Не тут-то было.