Утром, выбравшись на кухню, он увидел Вику. Она стояла у плиты — варила кофе. На Вике была без спроса взятая из шкафа мужская сорочка. Сигизмунд подивился викиной голенастости. Когда она приходила в джинсах, это не так бросалось в глаза.

Нимало не смущаясь своей голоногостью — принято так на Западе, что ли? — Вика повернулась к нему, спокойно улыбнулась.

— А я тут немного похозяйничала. Кофе будете пить?

Сигизмунд поблагодарил, сел за стол.

— Вы завтракаете по утрам? — спросила Вика.

— Честно говоря, нет.

— Плохо. А меня приучили завтракать тостами. Я привезла из Рейкьявика тостер… Надеюсь, аськины упыри его не сломали.

Вика поставила перед Сигизмундом чашку кофе. Он курил и смотрел на Викторию сквозь дым. Видел, что ее спокойная доброжелательность скрывает бешеное волнение. Он вообще много что видел. Сегодня.

— Вы знаете, — начала Вика, усаживаясь с чашкой напротив него, — вчерашняя кассета перевернула все мои представления.

— О Лантхильде?

— Вообще обо всем. В частности, разлетелась в прах моя версия о гениальном, но сумасшедшем филологе. Та девушка, которую я вчера видела… она не сумасшедшая. И не филолог.

— Из чего вы это заключили?

— Понимаете… Предположим, верна моя первая гипотеза. Исключительно одаренный филолог — кстати, сколько ей лет? не больше двадцати? — изучая готский язык, стремится преодолеть вопиющую недостаточность лексического материала. — В викиной речи опять явственно начал проступать акцент. — Понимаете? Очень мало текстов. И тексты очень специфические. Четыре евангелия, да и те не полностью. Фонетика гипотетична. Отчасти восстанавливается на основе изучения латинского произношения готских имен, отчасти — путем применения общих закономерностей развития германских языков. Но только отчасти. Хорошо. Она изучает весь дошедший до нас объем готской лексики. Она дополняет этот недостаточный лексический запас словами родственных языков. Она жестко придерживается какой-то одной, своей, фонетической системы. Заметьте, все это мертвые языки, а ей всего двадцать лет. Спрашивается — когда она успела? Но хорошо, предположим, успела. Она создает этот искусственный язык на базе готского. В конце концов, и нынешний израильский иврит реконструирован… Но ведь она на этом своем языке РАЗГОВАРИВАЕТ. Бегло! Как на родном! — Вика уже почти не владела собой. Глаза у нее разгорелись, волосы словно растрепались. — Хорошо! Предположим! Хотя все эти языки оставляют за бортом кучу понятий, для которых просто надо создавать новые слова.

— Например? — спросил Сигизмунд.

Вика огляделась.

— «Холодильник». «Газовая плита». «Телевизор»…

Сигизмунд похолодел.

Вика, поглощенная ходом своих рассуждений, продолжала со страшным напором:

— Современная газета оперирует, кажется, двумя тысячами слов. Всего. Гениальный филолог может создать такой запас. Теоретически. То есть, чисто теоретически на лексическом запасе вашей девушки можно выпускать готскую газету… Если считать, что она — именно гениальный филолог.

— А вы в этом сомневаетесь?

— Да, — прямо сказала Вика. — По-моему, она вообще не филолог. Это ее родной язык. И потом — песни…

— А что песни?

— Размер. Это скальдический размер. Только очень архаичный. Если лексику можно как-то воссоздать, по аналогам, то размер…

— То размер тоже, — сказал Сигизмунд. — Вы же определили.

— Не верю, — сказала Вика. Она подумала немного. — Конечно, есть еще одно объяснение, совершенно левое. Помните, была такая книжка — «Жизнь до жизни», кажется, Моуди?

Сигизмунд не помнил. Его мало интересовали подобные дисциплины. Пусть ими всякие воркутинские бодхисатвы интересуются, а у Сигизмунда своих дел по горло.

— Моуди довольно толковый психоаналитик, судя по его книге. Но на основе его исследований возросло немало шарлатанский теорий. В частности, согласно одной, человек может отправиться — сознанием, конечно, — в одно из своих предыдущих воплощений. И там застрять.

— А вы в это верите?

— Нет, — тут же ответила Вика. — Хотя, опять же, был необъяснимый эпизод со Львом Николаевичем Гумилевым… Гумилева-то вы хоть знаете?

Гумилева Сигизмунд знал.

— Однажды, находясь в состоянии смертельной усталости, он пришел домой, лег на диван и примерно час говорил на неизвестном языке. Потом очнулся, но ничего не помнил.

— Странно, — проговорил Сигизмунд. — Может, липа?

— Гумилев был вообще странный. И во многом непонятный. А насчет случая с неизвестным языком — нет, не липа, мне очевидец рассказывал… Но Гумилев ничего не помнил. А ваша девушка почему-то застряла.

Они помолчали. Потом Вика сполоснула чашки и, решившись, будто в воду бросилась — попросила:

— Сигизмунд, вы не могли бы мне позволить посмотреть кассету еще раз? Там огромная информация… Я еще не знаю, что с ней делать. Знаю только, что вы ее использовать не сможете. А я, может быть, смогу. Не исключено, что таким образом мы выйдем на след Лантхильды.

Сигизмунд видел, что сейчас Вика готова на все. Она, кажется, даже не заметила золотую лунницу. Ее вообще не волновало — золото это или не золото. Информация. Вот за что она удавится. Или удавит. Такая же шальная, как Аська, только по-своему.

Она стояла у раковины, вцепившись в край, и говорила, не поворачиваясь, монотонно:

— Понимаете, мне просто необходим материал для анализа. Хотя бы записать эти слова… Я сообщу вам все результаты, если хотите.

Он почти не воспринимал слов — только интонацию. Понимал, конечно, что придется позволить ей остаться и записывать с кассеты слова. Вика вдруг показалась ему такой же нелепой, как и ее сестрица.

В напряженную викину спину Сигизмунд сказал:

— Хорошо. Только не болтайте об этом пока.

* * *

— Сигизмунд Борисович! Вам из милиции звонили! — Такими словами встретила Сигизмунда Светочка.

— Что хотели?

— Чтоб вы заехали.

— Давно звонили?

— С полчаса. Вы думаете, они их нашли?

— Не думаю, — сказал Сигизмунд. — Хорошо, сейчас съезжу.

В милиции ничего обнадеживающего не сказали. Сообщили, что нашли человека, на чей паспорт оформлялась субаренда. Но только пользы с этого не было никакой. Полгода назад этот человек подавал заявление об утере паспорта.

— Кто-то теряет, а кто-то находит, — невесело пошутил следователь. — Вы хорошо смотрели паспорт, по которому заключали договор?

Сигизмунд пожал плечами.

— Паспорт как паспорт. Не эксперта же вызывать.

— Там наверняка была переклеена фотография…