мы едем, чтобы отчитаться, — вздохнул Гаспар и одернул шторку на окошке кареты.

Чародейка легонько шлепнула его по колену и ободряюще улыбнулась:

— Геллер же сказал — в лучшее и самое надежной место в Анрии. Очень надеюсь, что там есть горячая ванна, мягкая постель и толковый повар. Не поверишь, на что я готова, чтобы хорошенько вымыться и вкусно поесть! А уж за мягкую постель после корабельной койки…

Гаспар отвернулся от окошка.

— На твоем месте, я бы на это так не рассчитывал, — мрачно сказал он.

Даниэль беспокойно заморгала, ничего не понимая. Придвинулась, выглянула в окошко и потрясенно ахнула, прикрыв рот ладошкой.

— Это… — задохнулась она от возмущения. — Это какая-то шутка?

— Боюсь, что нет.

Карета ехала.

Андерс Энганс спал и видел приятные сны, где учительница преподавала ему важный урок, крепко обхватив горячими бедрами.

* * *

Район был паршивым.

Каждому городу нужен паршивый район. Даже такому, как Анрия. Не только чтобы противопоставить и уравновесить блеск и лоск Имперского проспекта, но и чтобы даже в паршивый Модер могли со дна постучаться.

Часть домов здесь обвалилась еще в прошлом веке. Оставшиеся упрямо боролись со временем, стояли полуразложившимися трупами, жутко пялились на разбитую дорогу черными провалами выбитых окон и зловеще разевали пасти парадных входов без дверей. Ржавые петли напоминали остатки сгнивших зубов. У многих провалилась внутрь крыша. Где-то обрушилась стена, а то и две — такие дома напоминали скелеты, облепленные стаями воронья. Были здесь дома, которые выглядели более-менее прилично — просто облупленные, ветхие коробки с протекающей кровлей, кое-где даже сохранившие осколки стекла на окнах, но таких было исчезающе мало. И даже они несли следы пожаров.

Складывалось впечатление, что Веселую Бездну годами непрерывно бомбардировали со всей тяжестью бортовых залпов эскадры линейных кораблей первого ранга, возглавляемых гордостью Его Величества флота стосорокадвухпушечным титаном «Вильгельм Великий» — флагманом непотопляемого адмирала Хайнриха фон Мересгот. Говорят, те, кто бежал от ужасов революции в Тьердемонде, уверяли, что даже Солинье выглядит не столь пугающе и в разы целее Веселой Бездны. А над Солинье три года кряду не смолкал гром канонады тяжелых пушек.

Городской магистрат признал Веселую Бездну не пригодной для жизни и приговорил ее к сносу еще десять лет назад. Некий господин с честным лицом даже подписал договор на проведение работ, а другой господин предложил планы строительства нового района, отвечающего всем нормам эпохи победоносно шагающего семимильными шагами прогресса. Третий господин выступил подрядчиком, готовым взяться за прокладку современного водопровода, а четвертый обещал покрыть новые улицы асфальтом, по которому уже цокают копытами лошади столичных конок, бричек и кабриолетов. Пятый господин, пуская в потолок кабинета кольца дыма кафеталерской сигары, заверил, что каждая квартира будет отапливаться современным паровым отоплением, и его компания готова подписать с магистратом контракт на поставку паровых котлов, дающих вдвое больше тепла и потребляющих втрое меньше угля. Был даже пламенный ваарианнин, готовый во искупление одному ему известных грехов построить на собственные деньги храм, что очень порадовало и снискало благословение святейшего архиепископа анрийского Авария.

В кабинетах Люмского дворца в тот год было много честных господ с прекрасными лицами, и у каждого имелся выгодный прожект, договор или предложение.

На бумаге Веселая Бездна давно перестала существовать, а компании и конторы трудились без устали, строя новый район, который обязательно привлечет богатых людей, ценящих комфорт, удобства и уют.

На деле Веселая Бездна продолжала являть собой ожившую картину депрессивного пейзажиста, которую можно смело назвать «После дней человеческих».

Здесь физически было невозможно жить. И тем не менее здесь жили. Без тепла и воды, без крыши над головой, рискуя каждое утро проснуться под грохот обвалившихся балок и кирпича. Или не проснуться вовсе, задохнувшись дымом или сгорев в очередном пожаре. И все-таки жили. Те, кто не прижился даже в Модере, не смог платить ренту, налоги и поборы. Те, кого выгнали из тесного угла доходного дома. Просто обманутые и лишившиеся последнего заработка, но не сумевшие пересилить себя и прибиться к одной из многочисленных уличных банд. Поодиночке и целыми семьями. Ведя борьбу за пропитание, олт, сивуху и место у общего костра.

Здесь вообще никогда не видели полицию. Даже банды Большой Шестерки забредали сюда лишь тогда, когда нужно быстро избавиться от трупа — уже к утру в полуразвалившейся коробке находили голое тело. Иногда даже целиком. Иногда без ноги и пары органов. Но чаще всего — одну лишь голову в луже запекшейся крови.

Местные называли это «благотворительностью».

* * *

— Мagnifique, — буркнула Даниэль, выглянув в окошко кареты. — Quelle vue magnifique.

— Видела бы ты Белльжардан в Сирэ, — усмехнулся Гаспар.

Лицо чародейки было очень близко, почти касалось лбом. Она капризно поморщилась.

— Там еще хуже?

— Уж точно не лучше, — сказал менталист, отстранившись от окошка. — Я там родился.

— Хо-хо! — хохотнула Даниэль, подпрыгнув на сиденье. — Ты никогда не рассказывал. Неужели месье комиссар родом из неблагополучного района?

— Я бы там и остался, если бы не Ложа, — признался Гаспар, — которая дала мне выбор: или перевоспитание, учеба и дальнейшая карьера в Комитете Следствия, или изоляция в полной темноте и одиночестве в ящике в тридцати футах под землей.

— Ты сделал мудрый выбор, — склонила головку набок Даниэль, пристально изучая менталиста.

Гаспар прикрыл глаза, предавшись воспоминаниям. Даниэль дернула цепочку на шее.

— Я часто возвращался в Белльжардан по службе, пока меня не перевели в имперский отдел. Через день поступали заявки о темных обрядах, убийствах и изнасилованиях демонами и ритуальном каннибализме.

— А на самом деле? — обреченно вздохнула Даниэль.

— Просто убийства, изнасилования и обычный каннибализм.

— И ни одного мускулистого демона с пугающе необъятным фаллосом ниже колен? — смущенно хихикнула чародейка.

— Ни одного, — серьезно ответил Гаспар. — Работа в Комитете Следствия имеет один существенный недостаток: перестаешь верить в магию. И удивляться людям, которые способны на непостижимые уму чудовищности без всякого колдовства и демонов.

Даниэль уже пожалела, что пожаловалась: когда у менталиста было скверное настроение, он начинал портить его и ей мрачными разговорами о безысходности и невыносимости бытия. Чародейка не без оснований считала, что даже если встать на колени, спустить с него штаны и ублажить ртом, Гаспар продолжит ныть, что все плохо. Заткнуть его мог только лауданум. Это бесило чародейку, било по самолюбию. Она не любила соперниц, особенно если соперница — дрянь в зеленой бутылке.

— Если бы я знала, что этот гадюшник вызовет у тебя воспоминания о тяжелом детстве и вгонит в меланхолию, даже папочка не заставил бы меня сюда ехать, — проворчала Даниэль, накручивая цепочку на пальчик.

— Прости, — вздохнул менталист. — Не все родились на пуховых перинах и выросли в богатом дворце.

— Много ты знаешь о том, где я родилась и где выросла, — холодно бросила Даниэль.

Гаспар переполошился, как перепуганный мальчишка, пойманный матерью на познании собственного тела.

— Прости, Авро…

Чародейка зло шикнула и приложила палец к губам. Гаспар напряг память, хмуря лицо от натуги.

— Нижайше прошу извинений, — медленно проговорил он, — ваша светлость графиня Даниэль Луиза Каролина…

— Шарлотта, — строго поправила его чародейка. — Но ты делаешь успехи. Надо почаще отбирать сладости и пользоваться кнутом.

— Надеюсь, только фигурально? — насторожился Гаспар.

— Конечно, — ласково заверила Даниэль, гладя себя по коленке.

Карета остановилась. Качнулась. Послышались уверенные шаги — и дверца бесцеремонно распахнулась. В кабину заглянул сутулый слуга, нагло разглядывая хозяев.

— Че расселись? — прохрипел он и бросил злобный взгляд на дремлющего Андерса. — Буди шваль, сыроед.

Гаспар скривил лицо — ему не хотелось мешать ученику Даниэль витать в амурных фантазиях. Однако таскать его на себе хотелось еще меньше.

Напье потер руки, напрягся, чувствуя мерзкий, болезненный стук в висках, и послал иглу.

Андерс Энганс тут же подскочил и завертелся, не понимая, где он, что он и зачем он. Даниэль