– Конечно.

Что же, это было последнее, что Дима смог на сегодня предпринять. Надо было и ему сматывать удочки. Почти все гости разошлись. Полиция тоже заканчивала свою работу. Самое время было убираться из этого дома, покуда Димино инкогнито не разоблачили.

Уйти удалось без всяких проблем. Деморализованная случившимся охрана совсем потеряла бдительность. На выходе больше никого не проверяли и личности не сличали. Поэтому Дима спокойно покинул усадьбу господина Соколова и отправился к себе, спать.

Но пока ехал обратно в город, то понял: домой что-то не тянет. И спать не хотелось. Дима без толку колесил по городу, а сонное состояние все не приходило к нему. Бледная, истекающая кровью Люсенька стояла перед его глазами. Кто напал на девушку? Если это сделала не Алла, а какая-то другая женщина, то как знать, возможно, она снова повторит свою попытку? И во второй раз тетка уже наверняка добьет Люсеньку. А Диме этого очень бы не хотелось.

И помимо воли он мысленно уже принялся распутывать это дело. Распутывал, и сам же себя останавливал.

– Да что ты вообще затеял? – сам себя уговаривал он. – Тебя лично как эта история касается? Да никак! Люсенька еще туда-сюда, поскольку она могла вывести меня на владельца веера. Но его личность я и так выяснил. И теперь мне нужно не за убийцей Люсеньки гоняться, а господина Суслика проинспектировать, чего он от меня хочет. А откуда у него такой интерес к Люсеньке, чтобы давать ей веер из своей драгоценной коллекции, над которой он так трясется, это дело десятое. И меня совсем не касающееся.

Но все равно Дима чувствовал, что поступает не то чтобы совсем неправильно, но все-таки не совсем так, как следовало бы ему поступить в данном случае.

И он снова пытался себя убедить:

– Да что я могу? Даже если я и найду официанта, а через него выйду на настоящую преступницу, захочет ли она со мной разговаривать? Пошлет на три буквы, и все дела. И никто не докажет, что это она Люсеньку шпагой ткнула, если только сама Люсенька в себя не придет и не укажет на убийцу. Но тогда полицейские тем более без меня справятся!

Хотя как Люсенька сможет указать на напавшего на нее человека, если нападение произошло со спины? Шпага воткнулась Люсеньке в спину. А на затылке у человека, как известно, глаз нету.

– Ну не могу я кучу времени на слежку за этим официантом выбросить! – переживал Дима. – Неизвестно ведь, когда он эту бабу завтра шантажировать отправится. А вдруг только к вечеру? Что же мне, по его милости целый день терять?

А у Димы на день начинающийся была запланирована целая куча дел. Во-первых, он обещал теще Витька явиться к ней для охраны и ученичества. Это тоже нельзя было сбрасывать со счетов, поскольку поручение Диме дал Гаврилыч, и можно было не сомневаться, что Витек станет требовать от Гаврилыча результатов, а тот станет трясти их с Димы. Поэтому с тещей хотелось разобраться как можно скорее. А во‐вторых, Дима планировал наведаться к этому Суслику, вынюхать, что это за персонаж и можно ли ждать от него серьезной подставы.

В какой-то степени Дима даже успокоился, потому что убедился, что его таинственный лысый и бородатый «дедушка» в этой истории не замешан. А «дедушка», несмотря на преподносимые им подарки, сильно пугал Диму. Так и не сумев прийти к определенному мнению, Дима стал настраиваться на рабочую волну. Но перед тем, как отправиться к теще Витька с визитом, Дима еще раз позвонил своим родителям. И напрасно позвонил, лишь нарвался на очередной выговор.

– То ты неделями не звонишь, то трезвонишь ни свет ни заря. Чего тебе надо спозаранку? Не припомню, чтобы ты раньше любил рано вставать. Или ты спать еще даже и не ложился?

Дима сдуру ляпнул, что сегодня ночью еще не спал, и это вызвало новый виток родительского возмущения. Отец сказал, что в его годы сам он спал прекрасно, а в семь утра уже стоял у станка. Мама сказала, что в семь утра она ехала в институт. Бабушка сказала, что у них в деревне в семь утра вставали лишь законченные лодыри и бездельники, а все нормальные люди вставали в пять, а то и в четыре утра, чтобы успеть до наступления полуденного зноя переделать как можно больше дел.

Вопрос Димы, не приезжал ли к ним в гости кто из родных, вызвал целый шквал эмоций.

– Хорошо же ты интересуешься делами своих родных! – пробурчал отец. – Даже не знаешь, кто и где находится. Ни с кем связи не держишь, ни с кем не общаешься. А между прочим, дядя Петя в прошлом месяце помер. Скоро сорок дней будет, мы с бабушкой поедем по этому случаю к ним в Нижний Новгород. Хочешь с нами?

Сплю и вижу!

– Посмотрим, – уклончиво ответил Дима, чтобы не обижать отца.

А для убедительности еще и соврал:

– Так-то я хочу поехать. Как же, дядя Петя… Прекрасный был человек.

– Он вел сильно аморальный образ жизни. Нигде не работал. Любил выпить. Женат не был. Детей не имел. Вроде как ты сейчас. И еще он дважды сидел! Третий раз его просто не успели посадить, он раньше помер.

– Ну…

Дима даже не знал, что и сказать. Особенно обидным ему показалось сравнение отца с этим дядей Петей. Сам Дима в тюрьму не собирался.

– Помню, как дядя Петя в детстве катал меня на спине, – примирительно произнес он. – Несмотря на все его недостатки, о которых ты говоришь, веселый он был человек. Мы с ним играли в лошадку.

– Это был дядя Коля! – возмутился отец. – Вот он действительно прекрасный человек. И веселый. И дети его обожают. Их у него, к твоему сведению, трое. И от них уже семеро внуков. Но к счастью для нас всех, дядя Коля живехонек и здоровехонек. А дядю Петю ты, мне кажется, ни разу даже и не видел. А теперь уж и не увидишь.

– Тогда я, наверное, на сорок дней не поеду.

– И правильно, – неожиданно одобрил его решение отец. – Раньше ты его не видел, чего уж теперь начинать.

Разговор показался Диме каким-то непонятным. Он смутно чувствовал, что родители им недовольны. Им не нравился тот образ жизни, который выбрал для себя Дима. И не случайно они пугали его судьбой неведомого дяди Пети, который и жил один, и умер один.

И Дима решил уточнить:

– А отчего он умер?

– С подельниками чего-то не поделили.

– Деньги, наверное, зажилил, – подала голос бабушка. – Хоть про мертвых плохо и не говорят, только Петя всегда с гнильцой малость был. Помню, испечет мать наша в деревне пирогов с малиной или с черникой, Петька первым прибежит, все серединки съест, а нам одни корки оставит. Все о своей персоне пекся. Как бы пожирней да повкусней кусок себе в брюхо затолкать. За это его и зарезали.

– Так его убили?

– О чем я тебе и толкую. Будешь такую жизнь вести… Ох, не приведи господи!

И бабушка ушла на кухню, сокрушаться о неустроенной судьбе внука.

Дима же спросил у отца:

– А дядя Петя – он нашей бабушке кто?