Да тебе сколько лет-то, щегол? Молоко на губах не обсохло — зато одет, эвон как! Батя, небось, деньгу лопатой гребёт. Чего тебе не хватает-то? Девчонка хвостом крутанула? Али вместо Франции мамка в Париж отвезла?

— Париж находится именно во Франции, с вашего позволения, — сказал растерявшийся Борис.

Мужик дёрнул плечом.

— Да позволяю, мне не жалко. Пусть хоть все там друг на дружке переженятся, неруси.

— … И с девушкой у меня всё прекрасно.

— Ну? — Мужик, похоже, развеселился окончательно. — Так и чего тебе о смерти-то думать? До того зажрался, что больше не об чем?

— Я боюсь не выдержать той ноши, которую вынужден нести, — серьёзно сказал Борис. — Боюсь, что сломаюсь под её весом. Погибну сам и всех погублю. Каждое утро я просыпаюсь с этой мыслью! Каждую ночь засыпаю с ней. А во сне вижу, как у меня подгибаются колени, и я падаю. Вниз и вниз, в бесконечную пропасть.

Веселье из глаз мужика пропало, как не было. Теперь он смотрел так же, как Борис — серьёзно, отчаянно. Прошептал:

— Вот и у меня — так же. Год за годом. День за днём. Ни просвета… Пью, чтобы хоть маленько забыться — и то не помогает. За комнату три месяца не плачено. Как с работы выгнали, так и… Завтра хозяйка всех нас выставит — жену, детишек. Давно уж грозится… А я вчера — поверил в счастливую звезду! Последний рубль на кон поставил. И теперь таким людям должен, что лучше бы убили сразу. Эх-х, да что там… — Он снова шагнул к краю.

— И сколько вы должны этим людям? — быстро спросил Борис.

— Много, пацан. Много. Почитай что сотню.

— Пф! — Борис даже рассмеялся. — Я, полагаю, за день трачу гораздо больше.

Я закрыл лицо рукой. Не лучшее высказывание в текущей ситуации…

Однако ситуация продолжала развиваться.

— Поздравляю. — Лицо мужика окаменело. — Вот иди и трать! А меня — оставь в покое.

— Вы меня не поняли, сударь. Если на то будет ваша воля — я выплачу ваши долги сегодня же. И тем страшным людям, и квартирной хозяйке.

— Смеёшься надо мной? — взревел мужик.

— И в мыслях не было. Мне это правда ничего не стоит. И если такая малость может спасти вам жизнь, то не помочь с моей стороны — безумие.

Тяжело дыша, мужик смотрел на Бориса. Потом — вновь поглядел вниз.

— А толку? — заорал он. — Смысл? Работы — нет! Выгнали! И не берут никуда. Я через неделю весь в долгах буду! Опять!

— Работу найдём, — подал голос я. — Ты, смотрю, руками работать умеешь?

Мужик посмотрел на свои руки. Здоровенные, как лопаты, грубые. Покрытые порезами, потемневшие.

— Меня ж за пьянку выгнали… — пробормотал он.

— Ну, тут уже сам, — пожал я плечами. — Голова есть — не просрёшь шанс.

Последняя фраза, произнесённая на языке, понятном собеседнику, подействовала хорошо. Мужик повернулся к нам весь, целиком. И я буквально почувствовал, как обречённость от него отступила. Появилась надежда.

— А вы кто ж такие будете-то? А? — заинтересовался он.

— Великий князь Борис Александрович Романов, — учтиво поклонился Борис. — А это — князь Константин Александрович Барятинский, мой лучший друг. Как мы можем обращаться к вам?

Мужик приоткрыл рот и выкатил глаза.

— Бор… Ал… Великий… Э-э-э. Барятинский⁈ А…

Что он попытался исполнить — не понял никто, даже, наверное, он сам. Не то поклон, не то реверанс. Не то сплясать хотел, не то подпрыгнуть. Итог же получился неожиданным: одна нога мужика зацепилась за другую, равновесие приказало долго жить, и самоубийца полетел с крыши вниз головой, сопровождая полёт хриплым рёвом.

Я, мысленно матерясь, бросился к краю, призвал цепь. Но быстрее меня оказался Джонатан Ливингстон.

Чайка сорвалась с крыши вниз, в мгновение настигла падающее тело. А потом случилось то, что я уже видел: Джонатан превратился в галдящую стаю ворон. Стая облепила мужика и замедлила его падение. А я ощутил, как у меня в голове возникло что-то вроде вопросительного знака. Фамильяр интересовался, что делать дальше.

Первым порывом было — поднять мужика сюда, обратно. Но потом вмешался здравый смысл, и я отдал приказ поставить его на землю. Что Джонатан и исполнил. После чего, опять обернувшись чайкой, взмыл в небо с воплем: «Государю императору — ура!»

Спасённый мужик поднял голову. И хрипло, обалдело каркнул в ответ:

— Ура…

* * *

Люди, собравшиеся во дворе клиники, разошлись. Свою порцию зрелища они получили, убедились, что умирать пока никто не собирается, и успокоились. Спасённого мужика посадили в смотровой, сунули ему в руки кружку с чаем. Сами мы вышли и теперь стояли в коридоре, где я объяснял Клавдии суть задачи.

— Для меня честь оказать вам помощь, ваше высочество, — только и сказала она.

— Но я надеюсь, вы понимаете, что всё это — строго конфиденциально? — спросил Борис.

— Во-первых, ваше высочество, — вмешался я, — об этом можно было не упоминать. Клавдия Тимофеевна не из тех, кто будет болтать.

— Прошу прощения, — раскаялся Борис.

— А во-вторых, то, что вы находитесь здесь, сохранить в тайне будет, боюсь, невозможно. Я бы, конечно, посоветовал вам встречаться ночами. Но и это вряд ли поможет. Слишком уж вы известная персона.

— И что делать? — пожал плечами Борис.

— Забить и не парить… Эм. Я хотел сказать, не обращать внимания на молву. Вы ведь понимаете, что будете здесь делать, ваше высочество?

— Ну… Чистить жемчужину. Энергию, если быть более…

— Не совсем так. Прежде всего, вы будете помогать Клавдии Тимофеевне спасать людей. Самых простых людей, которых только можно представить. Точка. И это — хорошо, это — правильно. К образу будущего монарха — одни плюсы. Вот на этом и сконцентрируйтесь. А теперь, не сочтите за дерзость, но мне нужно переговорить с Клавдией Тимофеевной с глазу на глаз.

— О, ну что вы, конечно. Я буду в том конце коридора.

И Борис отошёл. Я на всякий случай поставил глушилку.

— Ещё что-то случилось, Костя? — прошептала Клавдия.

— Нет. Я просто хотел предупредить. Ну…

— О чём? — Клавдия хлопала глазами, не желая понимать меня с полуслова.

— Просто когда ты восстанавливала свою энергию через меня, у нас всё заканчивалось… Э-э-э…