— Сними сарафан.

— Что?! Зачем?

— Я хочу трогать тебя за грудь, пока ты будешь отсасывать. И еще знаешь что… — Он перегибается назад, пока я набираю воздух для того, чтобы поинтереснее его послать с такими фантазиями, а он возвращается обратно со знакомым бордовым галстуком. — И надень его. Я видел, твои трусики тоже бордовые. Будет охерительный комплект.

Я закрываю рот, задумываюсь только на мгновение… и выскальзываю из сарафана, взамен накидывая шелковый галстук и затягивая его на шее.

Пытаюсь рассмотреть себя в зеркале заднего вида — голую блондинку в бордовом галстуке и бордовых кружевных трусах, хотя лучшее зеркало — это расширившиеся зрачки и напряженная ширинка Макса.

Он дергает кресло назад, закидывает руки за голову, я становлюсь на колени, следя, чтобы галстук лежал аккуратно между грудями, и тянусь к его ремню…

И в этот момент в открытое окно врывается ослепительный свет фонарика:

— Сержант Покровский, ваши документы!

* * *

— Уши лапы и хвост — вот мои документы?! — ржет Макс так, что с трудом удерживает виляющую машину, рискуя, что нас снова остановит полиция. — Сиськи, галстук и…

— Но-но! — Я закрываю ему рот рукой — он тут же ловит губами мои пальцы и облизывает их.

— Аська, ты ненормальная! Ты охренительная! Я таких безумных еще никогда не встречал!

— Тебе никто сейчас не поверит, что ты трезвый и чистый, — смеюсь я. На мне снова мой сарафан, но галстук выглядывает из-под него, и я вытаскиваю его наружу.

Полицейский оказался грамотным и законодательно подкованным. Макс, кстати, тоже. Так что дальше случилась битва двух йокодзун.

Начали они с остановки в неположенном месте, но быстро разобрались, что уже перевалило за полночь, и значит, стоянка разрешена.

Но потом перешли к Административному кодексу и совместно выяснили, что статью за управление транспортом без одежды уже убрали — к тому же Макс в одежде и в данный момент не управляет. А вот про внешний вид пассажиров там ничего не было сказано.

Но ко мне можно применить мелкое хулиганство, нарушение общественного порядка и явное неуважение к обществу.

Минут на десять они схлестнулись, выясняя, является ли машина общественным местом.

Я соскучилась и решила завязывать с услаждением взора мальчиков, потянувшись к своему сарафану.

На этом месте доблестный сотрудник полиции расстроился и перешел к Уголовному кодексу. Оказывается, если бы меня в таком виде узрели дети, мне грозила бы статья за развратные действия без применения насилия!

От пяти лет лишения свободы, если детей будет больше одного.

Что делать детям здесь в час ночи полицейский не смог ответить, но в итоге выбил-таки из Макса немаленькую сумму и козырнул: «Развлекайтесь!»

Развлекаться нас больше не тянуло — по крайней мере, там. И кататься настроения больше не осталось.

Зато, когда мы вернулись ко мне и распахнули все окна, я снова скинула сарафан, разыскала свои классические черные туфли на головокружительном каблуке и устроила Максу… как называется стриптиз, когда все, что остается снять стриптизерше, — это трусы и галстук, но уж с ними она ни за что не желает расставаться?

Я почти стягивала с себя полосочку кружева… но возвращала обратно.

Прогибалась в пояснице, выпрямлялась, втыкала в грудь полулежащему на кровати Максу острый каблук, а он ловил меня, сажал сверху и заставлял тереться промежностью о бугор на джинсах. Кружева дразнились, натирали клитор, распаляли.

И когда я все-таки не выдержала и дернула молнию на джинсах Макса вниз, мы не успели их даже снять. Он поставил меня на четвереньки, отодвинул трусики в сторону, и я кончила, едва он вошел в меня.

Все оставшееся время, пока он бешено трахал меня, навалившись сверху и лапая за грудь, галстук раскачивался от его толчков, а я только подвывала от ненормального наслаждения и безумия этой ночи, пузырящегося в крови.

Мне кажется, бывший хозяин галстука должен быть полностью удовлетворен его приключениями. Жаль, мы оба понятия не имеем, кто он такой. Разве что взять список гостей со свадьбы и всем разослать предложение выкупить у нас подробные мемуары старины Валентино?

Это было самое безумное лето в моей жизни.

У меня и так было неплохо с воспоминаниями о сумасшедших выходках в юности. Столько, сколько я выпила в свои восемнадцать, я не выпью теперь и за всю оставшуюся жизнь. Я перепробовала все легкие наркотики и перебывала во всех злачных местах города. Перебесилась — и стала, как я думала, скучной и добропорядочной девушкой, которая не пьет, потому что просто больше уже не может.

Но Макс разбудил во мне какую-то легконогую стрекозу, которая отвечала: «Да!», «Разумеется!» и «Ты еще спрашиваешь?!» — на все его предложения.

Утром я просыпалась от его звонка и невероятных пошлостей, которыми он сыпал в трубку. Смотрела в свой ежедневник и начинала готовить самые основные заготовки для заказов на будущую неделю. Мне пришлось освоить строгое планирование, чтобы не подвести клиентов.

Потому что в обед Макс приезжал и тащил меня ловить лето. Мы побывали во всех парках Москвы, на всех летних верандах и во всех новых ресторанах. На диванчиках у воды, на крыше высотки или в глубине тенистых зарослей мы пили ледяные лимонады, коктейли со взбитыми сливками и свежевыжатые соки из всех возможных сочетаний фруктов. Мы перекусывали то самыми простыми сэндвичами, то авторскими блюдами вроде свеклы в меду с черной икрой или тартаром с облепихой. Мы перепробовали все виды мороженого в городе и еще немного — на случайно попавшемся нам фестивале мороженого.

Вокруг нас кружилось жаркое лето, кидалось брызгами воды из фонтанов, вынуждало целоваться в маленьких белых беседках у пруда, запускать руки под футболки и лапать друг друга под столом, пока официанты записывали наши заказы.

Мне казалось, что мир вокруг танцует в каком-то ошеломительном горько-сладком ритме латины, мелькает кадрами, до краев, до выступающих упругих боков наполненными солнцем и жарой, ледяными коктейлями и огненными поцелуями.

Вечером мы приезжали обратно, занимались любовью, если не успевали насытиться в своих подростковых играх за спинами взрослых, и Макс уезжал на работу. А я приступала к основным задачам. Взбивала, пекла, морозила, украшала, варила, вынимала из форм, заливала в формы — и все получалось у меня так быстро и ловко, все рецепты складывались сами собой, а новые идеи рождались из этих летних меню от забегаловок в заброшенных усадьбах до самых дорогих ресторанов в центре города.

Не бывало так, чтобы не взбились сливки, не случалось, чтобы переварился яичный крем, хотя раньше я регулярно выкидывала в мусор пахнущую ванилью сладкую яичницу, стоило зазеваться буквально на секунду.