– Пока трудно сказать, мистер Ритчи. Или мне лучше называть вас Эдмундом?

– Вообще-то друзья называют меня просто Ритчи… – Он замолчал, наблюдая за резкими морщинками настороженности, появившимися на лице Беатрис, которые, однако, оказывали на него возбуждающее действие. – Думаю, вы тоже можете меня так звать.

Она рассмеялась свободно и заразительно, и напряжение между ними лопнуло, точно резинка, хотя и не рассеялось окончательно. Нет, в воздухе до сих пор ощущался накал, но все же атмосфера в комнате стала гораздо более приятной.

– Туше, мистер… туше, Ритчи. Что ж, думаю, нам стоит присесть и обсудить ваше нелепое предложение. – Изящным жестом она указала на обтянутые дамасской тканью стулья, на одном из которых Ритчи уже сидел, и, чтобы уберечься от утреннего холода, пододвинула их ближе к камину, в котором весело потрескивали поленья. – Итак, пришло время вам объяснить, почему вы прибыли ко мне столь странным образом. Проникли в дом через черный ход, одеты скорее как букмекер или продавец пирогов, но уж точно не как деловой господин.

– Я хотел продемонстрировать вам и другую сторону моей натуры. – Ритчи поправил лацканы своего ничем не примечательного костюма в мелкую клетку. – Хотел, чтобы вы увидели во мне прямого и простого человека, а не изысканный фасад, тщательно поддерживаемый с помощью одежды элегантного покроя и салонных манер.

Беатрис смерила Ритчи проницательным взглядом, будто и в самом деле могла видеть его насквозь и ее не вводили в заблуждение никакие его уловки.

– Странное то, должно быть, общество, раз поощряет такие манеры, как у вас, Ритчи. – Он пожал плечами, и она сделала то же самое. – А я все еще считаю ваше предложение абсурдным.

– Но почему?

В голосе Ритчи послышалось разочарование, хотя он и старался не показывать его. Он понимал ее колебания, но мысль о том, что так и не получит эту женщину, поразила его, точно удар в затылок.

– Полагаю, что это очень щедрое предложение, Беа, но, если вы считаете предложенную мной сумму недостаточной, я осмелюсь предложить увеличить ее еще немного.

Он наблюдал за тем, как она опустила руку в карман своего пеньюара и извлекла его письмо и еще один конверт, предположительно ее ответ. То был совершенно простой и безыскусный повседневный жест, лишенный претенциозности, но при виде его Ритчи почувствовал, как член его напрягся. Его воображение с готовностью нарисовало, как эта самая рука, бледная и прекрасная, скользит по всему его телу, проникая в расстегнутую ширинку, ища его плоть.

Что он почувствует, когда ее пальцы сомкнутся на его члене? Будут ли они прохладными и успокаивающими? Или, наоборот, жаркими и дразняще-воспламеняющими?

«Боже, мне все равно! – мысленно вскричал Ритчи. – Я просто хочу, чтобы она наконец коснулась меня!»

– Я нахожу ваше предложение абсурдным потому лишь, что оно слишком щедрое. Двадцать тысяч гиней – это несоразмерно большая сумма. Не говоря уже о покрытии долгов и последующих ежегодных выплатах. – Беатрис отвела взгляд, и на ее круглой, точно яблочко, щеке появился мягкий румянец. – Я не строю иллюзий касательно моей цены, Ритчи. Я считаю себя дамой благородной и довольно привлекательной. Но я всего лишь женщина, подобная любой другой женщине, если уж речь зашла об этом, у меня точно такое же, как и у всех, лицо, руки, ноги и… прочие части тела… – Румянец на ее щеках стал более заметным. – И месяц моего времени стоит гораздо меньше двадцати тысяч.

Она что же – играет с ним? Торгуется, точно опытная куртизанка, то делая шаг вперед, то снова отступая? Ритчи так не считал. Несмотря на ее скандальную известность и живой ответ на его ласки прошлой ночью, у него создалось впечатление, что Сирена с Саут-Малберри-стрит очень неопытна. Так в чем же коренится его увлеченности ею? Уж не стремление ли это просветить жадную до знаний ученицу, открыв для нее новый мир экзотических сексуальных игр?

А Беатрис явно горела желанием приобщиться к этому миру, она не притворялась, подобно многим, до тех пор, пока не становилось уже слишком поздно идти на попятный.

Плотно сжав губы, Ритчи снова стал старательно отгонять темные мысли, ища лучик света.

Вот перед ним Беатрис Уэверли с волосами цвета пламени, проницательными зелеными глазами и мягкими, не стесненными корсетом формами. Она – облаченное в домашний халат живое воплощение искушения, которому невозможно противиться.

– Позвольте мне самому судить о вашей стоимости, Беа. Обычно я очень проницателен в подобных вопросах, и деньги, уплаченные мной, окупаются.

Глаза ее расширились, превратившись в яркие озера насыщенного зеленого цвета, бурлящие от гнева. Ритчи едва сдерживался, чтобы не наброситься на нее здесь и сейчас, в этой уютной маленькой утренней гостиной, начав свое чувственное исследование. Вместо этого он протянул руку за письмом:

– Что ж, позвольте взглянуть на ваше встречное предложение!

Рука Беатрис дрожала, когда она передавала Ритчи его и свое письма. Возможно, ее потные ладони размазали чернила? В присутствии Ритчи она была не в состоянии сохранять спокойствие и хладнокровие. От него исходила сильная аура мужественности, сияющая столь же ярко, как новомодное освещение, проведенное в особняке Саувернов. Эта аура опаляла жаром любую женщину, имевшую неосторожность подойти слишком близко. Пока Ритчи изучал ее наспех нацарапанный ответ, Беатрис едва сдерживалась, чтобы не обхватить себя руками за талию, так как опасалась, что в любую секунду может рассыпаться на кусочки.

Либо это, либо она набросится на этого красивого, но отталкивающего мужчину, предложившего купить ее тело.

Нынешним утром Ритчи предстал перед ней совсем в ином виде, но это не меняло его сути. На нем был повседневный рабочий костюм, сшитый из мягкой ткани в клетку, сильно отличающийся от искусно скроенного фрака, который был на нем вчера. Вьющиеся неубранные волосы и подозрительно небритые бакенбарды придавали ему почти бандитский вид: пиратский, необузданный, сильный. На Ритчи была полосатая рубашка без воротника, верхние пуговицы которой были расстегнуты, являя на всеобщее обозрение не только треугольничек кожи на шее и груди, но и – Боже всемогущий! – несколько завитков волос песочного цвета. С тем же успехом он мог бы быть цыганским бродягой, случайно оказавшимся в ее утренней гостиной, и, уж конечно, ничуть не был похож на богача, способного буднично потратить двадцать тысяч на свою любовницу.

«Нет, – подумал Беатрис, – скорее это вы, мистер Ритчи, напоминаете щеголя, за месяц сексуальных услуг которого сгорающие от страсти женщины из высшего общества сами с готовностью выложат двадцать тысяч гиней!»

Беатрис изо всех сил старалась успокоиться. Ей следует сохранять контроль, вне зависимости от того, нисколько интимными станут отношения между ними. Ее ожидали несколько недель удовольствий, которые, возможно, будут продолжаться не один час. Тем не менее ради собственного блага ей следует сохранять трезвость рассудка и немедленно пресекать любые нежные чувства, которые могут возникнуть у нее к Ритчи. Ей страшно было вспоминать о том, что произошло в прошлый раз, когда она позволила себе влюбиться в мужчину. Но Юстас Ллойд каким-то непостижимым образом отошел на второй план, как одна из сделанных им фотографий, и его полностью затмил другой мужчина, тот, который сидел сейчас напротив нее и спокойно читал ее ответ.