Это был плот. Он под плотом. Дейв толкнулся в сторону и выскочил на поверхность, судорожно хватая ртом воздух, с посиневшим лицом — и с пустыми руками.

За сорок семь лет жизни Дэвид Эллиот никогда не испытывал большего ужаса и отчаяния, чем тогда, под плотом. Он просто не мог себе представить ничего более ужасающего или мучительного, чем очутиться, задыхаясь, где-нибудь под водой, не имея возможности вынырнуть. Даже близость смерти меркла по сравнению с тошнотворным, безнадежным, леденящим страхом, связанным с осознанием того, что судьба повернулась против тебя и спасения нет.

Но теперь, в сорок семь лет — не самый лучший возраст для подобных откровений! — Дейв обнаружил, что бывает и худший ужас. Он обнаружил это, увидев, как Хелен, его жена, женщина, которую он искренне старался любить, тычет в него пальцем и вопит: «Вот он! Вот! Хватайте его!»

Позднее брюзгливый внутренний голос Дейва долго поносил его за то, что он повел себя именно так, как, несомненно, и рассчитывал Рэнсом.

Потрясение, вызванное предательством Хелен, вогнало Дейва в оцепенение. Он не мог совладать с собой, не мог сдвинуться с места. Он видел, что Хелен стоит у ближайшего окна вестибюля в окружении угрюмых головорезов, и не верил собственным глазам. Она смотрела на него, указывала на него, наводила на него обученных убийц Рэнсома. Это было немыслимо. Сознание Дейва отказывалось воспринимать это. Хелен не могла этого сделать. Дейв был загипнотизирован, слово кролик перед змеей.

О дальнейшем у него сохранились лишь смутные воспоминания. Сзади его задевали чьи-то плечи. Кто-то прорычал гнусавым голосом: «Эй, двигайтесь давайте!» Головорезы Рэнсома ринулись в толпу, пробиваясь через поток раздраженных ньюйоркцев. Кто-то ткнул Дейва в спину.

— Пошевеливайся, приятель, нам надо свалить отсюда.

Дейва спасло его тело. Разуму даже не пришлось ничего делать. Диафрагму свело судорогой. Дейв задохнулся. В толчее толпы невозможно было ни согнуться, ни повернуть. Содержимое желудка начало подниматься к горлу. Дейв чуть не захлебнулся и издал характерный звук.

— Э, мистер, вы чё эта?

Рвотные массы хлынули у него ртом. Кто-то хрипло вскрикнул: «Вот дерьмо!» Толпа хлынула прочь от Дейва. Те, кто находился рядом с ним, с криками ломились подальше от блевотины, а те, кто был поближе к выходу, рвались вперед.

Кто-то закричал. Ньюйоркцы знают: если поднялся крик, значит, пора сваливать. И поскорее.

Толпа в вестибюле хлынула к перекрытому входу. Стекло высокого окна рядом с одной из вращающихся дверей разлетелось вдребезги. Какой-то мужчина пронзительно вскрикнул от боли. Еще одно окно с грохотом разбилось. Люди кинулись сквозь падающие осколки — на улицу. Подручных Рэнсома попросту смели. Один из них с криком полетел на пол; крик сменился визгом, потом стих и он.

Дейв, пошатываясь, выбрался из толпы и кинулся в коридор, ведущий к лифтам.

Несколько секунд спустя ошеломленный, дрожащий Дейв обнаружил себя уже не на первом этаже. Он толком не знал, где именно находится и как сюда попал. Лифты должны были стоять с открытыми дверьми, пока представители властей не позволят их включить. Каждая кабина лифта имела, в соответствии с проектом, люк в крыше. Чтобы открыть такой люк, требовалось всего лишь вывинтить четыре винта. Дейв… Дейв думал, что он… Дейв толком не был уверен, что именно он… что?

«Прямо как в кино, приятель. Ты и Тарзан».

«Я этого не делал».

«Ага, а кто же еще. Глянь на смазку и грязь у себя на одежде».

Оцепенение начало проходить. Дейв наклонился, уперся руками в колени и заставил себя дышать глубоко. Господи! Это было ужасно. Это было хуже всего. Он не цепенел так с тех самых пор, как…

«Не думай об этом».

Хелен! Но почему? Как? Что могло…

«И об этом тоже не думай. Подумай о чем-нибудь другом. Например, о том, как у тебя мерзко во рту».

Дейву хотелось глотнуть воды. Ужасно хотелось. Мыло и губка тоже не помешали бы.

Дейв тупо огляделся по сторонам. Похоже, он находился… и где же? Место выглядело незнакомым, но…

Второй этаж. Это должен быть второй этаж.

И что у нас на втором этаже? Что, черт возьми, вообще располагается на вторых этажах нью-йоркских офисных зданий? В большинстве небоскребов на Парк-авеню вообще нет вторых этажей. Их вестибюли — средоточие мрамора и современных скульптур — по два-три этажа в высоту. А в тех немногих зданиях, где второй этаж все-таки используется, это самое нелюбимое помещение во всем здании: сидишь на уровне крыш проезжающих автобусов, прямо над какофонией нью-йоркской улицы, и проклинаешь постоянно грязные окна, через которые ничего не видно. Второй этаж — это вечное ярмо на шее любого владельца здания, потому что его просто невозможно сдать в аренду.

По опыту Дейва, кабинеты серьезных бизнесменов никогда не располагались на втором этаже. Они всегда находились выше: поближе к вершинам, на которых вили гнезда корпоративные орлы. Никто не хотел, чтобы его застукали на втором этаже, — по крайней мере, из тех, кто не занимался какой-нибудь странной и загадочной деятельностью, полностью чуждой нормальному нью-йоркскому бизнесу. «Ту-ту-у-у-у! Вы путешествуете по иному измерению…»

Внезапно Дейв вспомнил. Он бывал на этом этаже. Нью-йоркские домовладельцы использовали вторые этажи в качестве временных помещений, сдавая кабинеты, словно комнаты в мотелях свиданий, людям, которым понадобился офис на пару часов или на пару дней, — и не спрашивали зачем. Либо, в качестве альтернативы, домовладельцы размещали на вторых этажах обеденные клубы — закрытые рестораны исключительно для высокопоставленных обитателей верхних этажей. Посредственная еда, чрезмерно дорогие вина, но зато приличное обслуживание и расположенный под рукой уединенный уголок. Очень удобно, если надо произвести впечатление на приезжего клиента («Я попрошу Сюзи зарезервировать нам столик в клубе…»).

Дейв, подобно всем членам руководства «Сентерекса», был членом клуба, расположенного в этом небоскребе. Только он много лет сюда не ходил. Он даже не помнил, как домовладелец именовал это заведение. Как-то на британский манер. Они всегда назывались на британский манер. Клуб «Черчилль»? Клуб «Виндзор»? Клуб «Парламент»?

Ну да неважно. В клубе должна быть вода и умывальная комната с уборной. Дейв отчаянно жаждал посетить умывальную. Чтобы там было мыло и горячая вода.

Он вышел из ответвления коридора, ведущего к лифту, и свернул налево. Стены коридора были оклеены темно-алыми обоями; на стенах висели в золоченых рамах написанные маслом портреты покойных премьер-министров, причем все они до единого были тори.

«Ну да, конечно. Клуб „Премьер-министр“».

В клуб вела тяжелая, массивная дверь, облицованная шпоном, имитирующим древние дубовые панели эпохи Тюдоров. На уровне глаз была прикреплена небольшая медная табличка: «Вход только для членов клуба и их гостей».