Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Учитывая его усилия нам помочь, я посчитала совсем нелишним быть с ним любезной. Как считаете, это помогло?
Губы Гарета дрогнули.
— Возможно. Но он равнодушен к вниманию прелестной дамы…
Подняв руку, он осторожно коснулся ее лица. Сжал подбородок, притянул к себе. Завороженная, загипнотизированная искушением, светившимся в его глазах, она подалась вперед, еще ближе… ресницы опустились, взгляд упал на его губы как раз в ту секунду, когда с них сорвались остальные слова:
— …не более, чем все мы.
Она поняла намек. Ее губы изогнулись в улыбке, но сказать она ничего не успела.
Он поцеловал ее. Так, что она едва не задохнулась от счастья. И с радостью отдалась поцелую.
Язык Гарета ласкал, ощущения нарастали, сменяя друг друга.
Его рука соскользнула с ее щеки. Он привлек ее к себе, и она с радостью повиновалась.
Ее кулачки легли на его грудь, широкую и мускулистую, обтянутую белой сорочкой. Язык робко коснулся его языка. Еще несколько мгновений, и она самозабвенно обхватила его шею, зарывшись пальцами в мягкие локоны. И вздохнула прямо ему в губы. Он не помнил, как откинулся на подушки, увлекая ее за собой. Высвободил руку и стал гладить ее. От бедра до талии. Жар ладони проникал сквозь шелк платья.
Но тут его рука снова заскользила, на этот раз вверх. И невесомо коснулась ее груди.
Дрожь прошла по телу Эмили. Внутри что-то сжималось и разжималось вместе с движениями его жесткой ладони.
Пальцы Эмили застыли в его волосах, когда он играл с ней языком и губами, то увлекая, то отстраняясь, наполняя ее жаром и утонченным удовольствием.
Она потеряла голову.
Как и он.
Гарет был охвачен наслаждением, которого ранее не ведал. Он так давно не держал женщину в объятиях. Так давно не отдавался желанию. Не дарил наслаждение. Но даже в пылу момента он сознавал, что это не просто женщина, а Эмили, и это делало происходившее еще более притягательным, более манящим.
Минуты шли. Чувственный восторг достигал все большего накала.
Гарет перевел дыхание и, отдавшись порыву, сжал упругий холмик ее груди. И услышал, как она ахнула. Но он нашел ее сосок и стал перекатывать между пальцами.
Она выгнулась, еще сильнее вжав грудь в его ладонь. Он снова стиснул пальцы и физически ощутил, как тает Эмили.
Она тихо застонала.
Жар и желание охватили его, прострелили до самых чресл. Он инстинктивно попытался подмять ее под себя…
И опомнился — как раз-вовремя.
Опомнился и замер. Едва не потеряв равновесия на невидимой грани.
Если он шагнет вперед, что тогда?
Гарет оказался во тьме, полной вопросов. Она ответила на некоторые, но он все еще не знал, чего она хочет по-настоящему. А главное — почему она так страстно отвечает на поцелуй?..
Она понимала, что он сбит с толку, и не только из-за нее.
Они одновременно отстранились друг от друга. Задыхаясь.
Один взгляд в ее затуманенные, ошеломленные глаза, и стало ясно, что она так же озадачена, как он сам.
Что она тоже поняла, как далеко они зашли.
Что ей тоже нужно подумать, прежде чем они зайдут еще дальше.
Они смотрели друг на друга. Не отводя глаз, словно хотели добиться чего-то. Чего? Вряд ли они сами знали.
Произошедшее отпечаталось в их мозгу, когда они медленно возвращались в реальность.
— По-моему, они в гостиной, — раздался вдруг голос Уотсона.
Когда Уотсон появился в арочном проеме, Эмили чинно сидела на диване, а Гарет стоял у ближайшего окна, глядя во двор.
Повернувшись к Уотсону, он поднял брови.
— Я думаю, вам нужно знать, — сообщил Уотсон, — что Маллинс и Джимми видели, как «кобры» прочесывали ближайшие улицы.
Бородатый фанатик, известный как Дядя, сидел в маленьком дворике у бассейна.
— Мы знаем, что они где-то в этом городишке. Итак, где они скрываются?
Эти внешне спокойные слова были напоены тихой злобой.
Трое подчиненных, стоявших перед ним на коленях, затрепетали. Один набрался храбрости, чтобы пробормотать:
— Мы день и ночь следим за консульством, но они там не появлялись. Обшарили все улицы, но кто знает, что творится в домах за этими высокими оградами?
Дядя, хмурясь, изучал говорившего. После нестерпимо долгого молчания он наконец кивнул:
— Майор показал себя достойным противником. Ты прав, Салиб. Нет смысла тратить время, обыскивая паутину этих улочек. Вместо этого нужно окружить город глазами и ушами и ждать, пока они появятся. Иди, друг мой. И подружись с пастухами, кочевниками и теми, кто живет под городскими стенами. Заплати. Пусть следят за каждым, кто выйдет из города. У нас много денег — благодаря щедрости нашего уважаемого господина.
Дядя взвесил на руке кошель и протянул тому, кто посмел заговорить.
— Вот. Возьми это и купи нужные нам сведения. Когда майор и его люди попытаются покинуть город, мы это узнаем. А теперь идите.
Мужчины встали и, униженно кланяясь, попятились к выходу, оставив Дядю размышлять о превратностях судьбы.
Он приказал напасть ночью на судно майора в надежде хотя бы убить женщину. Но она завизжала, и, несмотря на то что сил у нападавших было немало, все они нашли свой конец. Потом корабль с подкреплением добрался до них, как и велел Дядя. Он был так уверен в успехе второй атаки, что уже начинал планировать, какими средствами сломить майора на допросе. Но его люди во второй раз потерпели поражение, а шхуна оставила позади их корабль. Он своими глазами наблюдал поражение с палубы еще одного корабля и проклинал майора и свое невезение.
Кто бы мог подумать, что и капитан, и команда шхуны примут сторону пассажиров и поднимут оружие против людей Дяди?
В Индии перед «черными кобрами» преклонялись. Им не противоречили. И если те вершили месть, остальные просто стояли и смотрели. Так было всегда, но в этом чужом мире все творится по другим законам.
— Мы найдем их, отец.
Дядя почти с нежностью взглянул на сына.
— Ты прав, сынок. Найдем.
«20 октября 1822 года.
Перед обедом.
Моя комната в доме Кэткарта.
Дорогой дневник!
Спешу записать это перед обедом. Хотя у меня было довольно много времени, все же я сидела и смотрела в никуда так долго, что теперь должна поторопиться, чтобы связно изложить свои мысли. Я должна рассказать о дальнейшем прогрессе, потому что значительную часть дня провела в объятиях Гарета, когда мы испытывали глубину и потенциал нашего взаимного влечения. Результат еще неясен, поскольку мы, по взаимному соглашению, отстранились друг от друга: лично мне понадобилось подумать и поразмыслить, чего я никак не могла сделать, пока изнемогала от страсти.