хвойные ветви шуршали под ногами. Бывший ельник протыкал низкое небо кольями стволов, оставшимися без ветвей. Так и торчали сухие стволы с заточенными вершинами как заготовки для будущих жертв кровососа.

   Пора было подумать о привале, но Грек гнал тройку дальше. Об отдыхе можно подумать, когда впереди ждет относительно безопасный участок пути, а не наоборот.

   Вскоре вышли на заброшенное шоссе, от которого до кладбища старой техники было рукой подать. Асфальт, просевший со временем, крестили глубокие трещины. Молодая поросль ломала старый бетон как сухое печенье. Получив место под солнцем, тонкие прутья будущих деревьев вместо того чтобы тянуться к нему ветвями, гнулись. Шоссе было как ковром покрыто вполне созревшими деревьями, стелющимися по земле, цепляясь за трещины острыми колючками.

   На обочине дороги, вгрызаясь бетонными плитами в сухую землю, стояла покосившаяся автобусная остановка. В паре десятков метров от нее на боку лежал проржавевший насквозь автобус. Шины давно сгнили и в ржавые диски зачем-то были вставлены искусственные цветы. Такое единство лишний раз подтверждало, что круг замкнулся: некому и нечего здесь ждать.

   Не доходя метров десяти до автобуса, Грек приказал новичкам остановиться. Вести за собой на разведку тройку не имело смысла. Если у свалки засели мародеры, необученные юнцы не помогут, а скорее навредят. Грек рассчитывал взять левее и выйти на опушку леса. А оттуда свалка видна… Добавить "как на ладони" было бы преувеличением. Свалка просто видна. Для того чтобы сделать правильный вывод большого простора для обзора и не требовалось. Пытливому уму достаточно и незначительных деталей. Хватило же Греку предупреждения с кровососами, лишний раз подтвердившего избитую истину: принимать бой нужно лишь тогда, когда ничего другого не остается. А пока он вправе решать, когда и с кем начинать военные действия, то не позволит каким-то там мародерам навязывать свои правила игры.

– За старшего остается Очкарик. С места не сходить. Я вернусь через полчаса, максимум через час…

   Грек не договорил.

– Подожди, Грек, – перебил его Макс. – А если… мне не хочется, конечно, об этом думать, но если ты не вернешься и через два часа, то…

– Если я не вернусь к вечеру, сынок, – мягко сказал Грек, – можете устаиваться тут на вечное поселение. Видишь автобус? Как жилье на первое время сойдет.

– Я серьезно, Грек.

– И я тоже. Можно сесть посидеть, пока меня не будет. Но ухо держать востро. Вопросы есть? – Дождался, пока Макс неопределенно кивнет и продолжил. – Все вопросы после моего возвращения.

   Хотел уже уходить, но краем глаза Грек заметил живчика, нацелившегося на легкую добычу. Если он в Максе не ошибся, то примерно представлял себе, кому, по идее, выпала роль стать лакомым кусочком.

– Я сказал, можно сесть, – улыбнулся Грек.

   Случилось так, как он и предполагал. Оглянувшись по сторонам в поисках того, чем можно воспользоваться, любитель уюта прямиком направился к живчику, дружелюбно укрытого мягким ковром из ярко-зеленых листочков. Кочку, значит, подходящую Макс себе нашел.

– Стоять, – негромко приказал Грек, с удовольствием отмечая, что несмотря ни на что, Макс замер с поднятой ногой, не доходя каких-нибудь полшага до кочки.

   Нет, не ошибся он в Максе – в голове идеи вроде правильные, а для Зоны человек конченый. Не будешь же за ним как за малым дитём ходить: туда ногу поставь, здесь лужа, смотри, обходи аккуратно. Если у Краба чутье отсутствует, он, хотя бы делает все с оглядкой, десять раз подумает, куда ногу ставить. А этот…

   Того, кто сам в петлю лезет, спасти невозможно – все равно способ отправиться на тот свет найдет.

   Грек поднял камень поувесистей и с замахом бросил в гостеприимную кочку. Хитрая тварь почуяла дуновение воздуха и, не дожидаясь пока что-то коснется листвы, раззявила зубастую пасть. В мгновенье ока растертый железными челюстями в крошку камень исчез в ненасытной глотке. Судя по всему, усиленное питание твари не понравилось. Трогательные листочки втянулись внутрь и нечто, похожее на огромного ежа, вырвало из земли многочисленные лапы и без лишней суеты скрылось в густых зарослях кустарника.

– Не будет с тебя толку, сынок. – Покачал головой Грек. – Самое дорогое, что у тебя осталось, и то не можешь устроить по-человечески.

– Я вообще не знаю, – внезапно окрысился Макс, – как вы тут во всем этом разбираетесь! Как вообще одно от другого можно отличить? Холмик и холмик был – ничего страшного!

   На побелевшем от пережитого страха лице ярко горели глаза, полные праведного гнева.

– Вот именно, что не знаешь. Умника из себя строишь, а некоторые, перед тем как идти в Зону, книжки разные читают, информацию в голову складывают, чтобы не страдало то, что ты собирался на кочку пристроить. Или, во всяком случае, с людьми знающими общаются. Не на прогулку сюда ходят, сынок. Но сдается мне, ты так этого и не поймешь.

– Читал я, читал! И с людьми разговаривал. Столько всего плетут про эту Зону, что не знаешь, где правда, а где ложь!

– Скажу тебе самое главное, сынок. Все, что ты слышал о Зоне – все правда.

– Все? – тупо переспросил Макс.

– Все. – Подтвердил Грек кивком головы. Потом негромко позвал: – Очкарик. Ты почему на кочку не сел, она ближе к тебе была?

– Не знаю, – тяжело вздохнул Очкарик. – Она… эта кочка, как бы сказать, ровная какая-то была, как будто кто-то специально ее подстригал. И яркая. Мне показалось, – парень замялся, – как будто живое старается неживым прикинуться.

– Поэт. – Ободрительно усмехнулся проводник. – Я тоже в молодости стихи писал для стенгазеты. Почитаю тебе потом на досуге. Но подметил точно, слышишь, Макс номер сто один? В Зоне все не так, все наоборот. Живое – мертвым прикидывается, а мертвое – живым. В самую суть смотришь, Очкарик. Ладно, садись теперь, чисто кругом, – милостиво разрешил Грек.

   И, поворачиваясь, успел отметить, как нерешительно переминается с ноги на ногу Краб, бросая кроткие пытливые взгляды на Очкарика. Оно и понятно: союзника себе ищет. Тоже не дурак, начинает понимать, что Очкарик – проводник от бога, с таким не пропадешь. Думает, все его мысли скрыты, а на самом деле у него на лбу черным фломастером написано: если отставного прапора придется раньше времени замочить – случай тоже ждать не будет, он либо есть, либо его нет – то с таким уникумом как Очкарик, есть шанс живым с Зоны выбраться.

   «Молодые, – Грек на ходу неодобрительно покачал головой, – хоть бы на чужих ошибках учились».

   Со времени, когда Грек был на свалке в последний раз, ничего не