и почерневший контур мобильного телефона. Я моргаю, прикрывая рот руками. Он сжёг не только мою одежду, но и сумку, и всё, что в ней было, включая документы.

Нечеловеческая улыбка растягивает его губы.

Он ничего не говорит мне, но будто произносит: Ты моя, Птичка.

Какое-то мгновение я смотрю ему прямо в глаза, потом отступаю.

Голова кружится. Я не могу дышать.

Хочу подойти к лестнице, но чувствую, как меня удерживают. В ярости оборачиваюсь. Он поставил ногу на край простыни, чтобы я не могла сдвинуться с места. В свете пламени его глаза кажутся ещё более ясными, они почти как стеклянные.

«Стекло царапает. Оно ранит».

Я вздрагиваю, внезапно осознав опасность.

— Ты должна была послушать меня, Птичка.

Его голос низкий, приглушённый.

Но от этого не менее опасный.

Я вздёргиваю подбородок, не отрывая взгляда от его глаз.

— И тебе не следовало похищать меня.

— В этом ты права. Я должен был не похитить, а убить тебя. И я бы убил, не позвони ты в полицию.

Он переводит взгляд на мою шею, облизывая губы. Я знаю, на что он смотрит: на следы, которые оставил на мне его рот. На коже.

Он делает шаг вперёд, заставляя меня отступить.

— Если бы я не услышал сирену, я бы держал тебя всю ночь. Заставил бы тебя стоять на коленях у моих ног, умолять меня… А потом задушил тебя голыми руками, вырывая один вдох за другим. — Его взгляд становится мрачным. Гневным. — Вместо этого я был вынужден привезти тебя сюда. В мой дом.

Он хватает простыню и тянет за неё, притягивая меня к себе.

— Тебе следовало выбрать лес.

— Чтобы замёрзнуть до смерти и лишить тебя удовольствия?

— Чтобы спастись.

Не от смерти, а от него.

Ещё один рывок, и я оказываюсь прижатой к его груди. Я пытаюсь оттолкнуть его, но не могу сдвинуть ни на миллиметр.

— Отпусти меня!

Опасная улыбка кривит его губы.

— Я тебя не держу.

Так и есть. Он меня не держит и не прикасается. Единственное, что не даёт увеличить расстояние между нами — это накрывающая меня простыня. Если я оставлю её, то смогу отодвинуться. Я просто не хочу этого.

— Ты зверь.

— Может быть, — уступает он. — Но именно пальцы этого зверя заставили тебя кричать от удовольствия несколько часов назад. Или я ошибаюсь?

Пощёчина, которую я ему даю, звучит сухо, перекрывая треск огня. Он отступает на шаг, с удивлением во взгляде. Воспользовавшись замешательством, я дёргаю простынь и прижимаю её к груди. Быстро взбираюсь по лестнице и прячусь за кроватью. Понимаю, бесполезно, он всё равно найдёт меня и заставит заплатить за этот удар. Но проходят минуты, а он не приходит.

«Птичка, ты знаешь, для чего существуют клетки?»

На мгновение я обманываю себя, что на самом деле нахожусь в безопасности. Я вспоминаю игры, в которые играла в детстве; когда Шэрон гонялась за мной, а я цеплялась за ноги мамы и кричала «Спасите». Может быть, эта комната — моё безопасное место. Может, пока я здесь, он будет просто на меня смотреть или раздевать, но не трогать.

Не так, как вчера.

Внизу живота появляется жар. Мне достаточно услышать звук его шагов, чтобы прийти в себя. Затаив дыхание, ожидаю, что он сделает. В голове прокручиваются все возможные и немыслимые сценарии.

Последнее, чего ожидаю, — это услышать, как внизу хлопнет дверь и на полной мощности стартует машина. Я выглядываю в окно как раз вовремя, чтобы увидеть, как огни задних фонарей исчезают в деревьях. Он оставил меня одну.

Одну посреди леса.

Теперь мне действительно страшно.

Глава 12

Джейк

Тьма. Свет. Тьма. Свет.

На каждом повороте солнце проглядывает сквозь ветви, ослепляя. Я несусь, как сумасшедший, сквозь деревья, разрываясь между желанием повернуть назад и стремлением как можно скорее убраться подальше от девчонки, которую похитил.

Бля, она дала мне пощёчину.

Такого ещё никто не делал, даже моя мать.

Меня осыпали ударами, кулаками, даже пулями.

Но пощёчин не было никогда.

Щека горит.

Хотелось бы сказать, что во всём виновата Джиллиан, но правда в том, что я заслужил. Мне не следовало приводить её в свой дом, или говорить все эти ужасные вещи. Но прежде всего, я не должен был к ней прикасаться.

А она не должна была бросать мне вызов.

При воспоминании о том, с каким мужеством она дала мне отпор, мои губы кривятся в улыбке. Она произвела на меня впечатление, и не только в физическом смысле этого слова. Я бы предпочёл, чтобы это было не так. Мне бы хотелось, чтобы она боялась меня и держалась на расстоянии, а не смотрела на меня так, словно хочет раздеть или, что ещё хуже, узнать. Возможно, я был неправ, показав ей лишь малую часть себя. Должен был показать ей всё.

Тело, покрытое дьявольскими рисунками.

Тени, кружащиеся в моей голове.

Обещание смерти, дышащее ей в затылок.

Пока еду в Rules Corporation, часть меня надеется, что у Джиллиан хватит смелости убежать в лес. Кто знает, может быть, к тому времени, когда вернусь домой, она растворится в воздухе вместе со всеми неприятностями, которые принесла с собой.

А может, и нет.

Может, я найду её обнажённой в своей постели.

«Ты ведь на это надеешься, не так ли?»

Но этого не произойдёт. Если у неё есть хоть капля ума, Джиллиан Аллен убежит как можно дальше и не позволит мне её найти, потому что в этом случае я буду совсем не мил с ней — или с её дерзким языком.

Я не солгал, когда сказал, что вломился в её дом, чтобы убить, и даже когда сказал, что заставил бы встать передо мной на колени. Однако я кое-что упустил, а именно то, что сделал бы с ней после того, как она встанет на колени и перед тем, как убить.

Грязные неправильные вещи.

То, что заставило бы её кричать. Умолять.

И потом насладиться.

На парковку Rules Corporation я въезжаю с таким напряжением в теле, что становится плохо. Пытаюсь подавить своё возбуждение, думая о чём-нибудь грустном или депрессивном, но в голове всё время всплывает образ обнажённой Джиллиан в моей постели.

На мгновение я задумываюсь, не позвонить ли Глории, и попросить её помочь мне снять напряжение, но быстро отгоняю эту мысль. Глория любовница Рулза. Она доверилась мне, не раз отдавала мне своё тело и раскрывала свои секреты, но это не значит, что я могу