Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Директор запретил мне появляться в поле их зрения, а это значит, что большинство дел для меня теперь под запретом. Мне стоит затаиться на несколько лет, а еще лучше вообще бросить все.
– Но ты так не поступишь, верно?
– Не знаю. Мне уже все равно.
Даяна неодобрительно нахмурилась, но промолчала. Они стояли молча, плечом к плечу, созерцая гладкие воды реки и массивы зеленых лесов. Неожиданно Виктор толкнул девушку в бок локтем:
– Смотри, вон она та самая березовая роща!
Даяна изумленно посмотрела на друга:
– Ты помнишь?
– Конечно, я помню. Твой выпускной. И ту ночь. Много воды утекло, мы уже не те, что прежде.
– Особенно ты, да? – Девушка как-то вяло произнесла эти слова, будто воспоминания причиняли ей ощутимую физическую боль. – Может, не стоило так поступать и…
– Стоп! – Виктор оборвал друга, буквально выплюнув яростно фразу. – Не смей меня так называть! Того меня уже давно нет, я его похоронил!
Даяны вздрогнула, как от удара плетью, но все же промолчала, опустив голову. Виктор глубоко вдохнул несколько раз и расслабился:
– Прости, я не слишком-то вежлив в отношении тебя. Но, ты сама так решила.
– Знаю.
Молодые люди надолго замолчали. Потом девушка все же не выдержала:
– А что будет с рогом? Может, стоило его оставить у Марка?
Виктор, молча, протянул руку к стоявшей рядом подруге, которая ни проронив больше ни слова, взялась за рог. Они стояли на краю обрыва, лицом друг к другу, сжимая в руках древнюю реликвию, способную в одночасье смести весь мир. В какой-то момент им показалось, что по рогу прошли алые всполохи, и оба подивились на причудливую игру заката. Солнце уже скрылось на половину, так что теперь окрашивало все уже не алым, а багровым цветом. Молодые люди, не сговариваясь, сжали артефакт еще сильнее: рог хрустнул и сломался напополам, а обе части оставшиеся в руках у пары, тут же рассыпались мелкими осколками. Наверное, от времени, все же рогу не одно тысячелетие, да и сила что в нем скрывалась, разрушала все же и его. Виктор и Даяна швырнули остатки вниз с обрыва, где у подножия шумел лес, и плескалась вода реки. Облегченно вздохнув, мужчина отступил на шаг, увлекая за руку девушку, которая повернув лицо к нему вдруг заплакала.
– Эй, ты чего? – Виктор сжал ладонь Даяны, а та продолжала плакать, – Ну что не так, я тебя обидел? Прости, если так!
Она покачала головой, зарыдав еще сильнее, обняла Виктора и уткнулась носом в его грудь, продолжая дрожать и шмыгать носом. Мужчина опустил руки, обнимая девушку за талию, и прижал к себе еще сильнее, опустил голову, прижавшись губами к ее волосам. Так они и стояли, долго пока лучи солнца, в последний раз черкнув насыщенными красками по небосклону, полностью не скрылись. Теперь на землю стремительно опускались сумерки, повеяло прохладным бризом с реки. Успокоившаяся девушка, чуть отстранившись, но, по-прежнему не размыкая объятий, подняла голову глядя в глаза своего друга.
– Вот и все, да? Конец истории?
– Ну, что ты родная. История только начинается.
В глубине сада, где по-весеннему ярко и сочно зеленела трава, а кроны деревьев прикрывали солнечный свет, создавая таинственный полумрак, висели большие старые качели. После недавнего дождя воздух свежий и влажный, пьянил ароматами цветов, зелени, коры деревьев и мха, где-то жужжали пчелы и шмели, мелькали пестрые крылья бабочек. На качелях сидела девочка в легком ситцевом платьице нежного бирюзового оттенка, длинные русые волосы были распущены, а ноги босы. Чуть выше, на ветке яблони, сидел мальчик, в просторной светлой рубахе и штанах, тоже босой и с всклокоченными давно не стрижеными волосами.
– Девочка, – парнишка чуть свесился вниз, чтобы лучше рассмотреть веснушки на щеках своей соседки по дереву, – как ты думаешь, у людей еще есть шанс?
– А зачем он им? – Девчонка подняла глаза на собеседника, и в глубине васильковой бездны мелькнула тень печали. – Их много, шансов-то, да только проку в этом нет. У всех всегда есть шанс, много выборов и вариантов, много путей, дорожек и тропинок, а воспользоваться ими никто не желает.
– Неужели все так плохо, – мальчик даже заерзал на ветке, рискуя упасть, – неужели им нравится блуждать в отчаянии?!
– Не знаю. Может и нравится, может не очень. Но как бы то ни было, люди идут только проторенной дорожкой, там, где легче, там, где выгодней.
Она чуть привстала глядя поверх забора высившегося с одной стороны сада, и показала рукой на город:
– Смотри, вон они твои люди. Возвели себе склепы из бетона и стекла, и называют это офисами, квартирами, ездят в дорогих машинах, придумали массу всяких приспособлений, чтобы максимально упростить себе жизнь, освободит, как они говорят время для иных целей. И что же? Ты думаешь, они счастливы?
– Может не все, может даже не большинство, но немалая доля, пожалуй, счастливы.
– Не думаю, – Девочка тряхнула головой и ее чуть вьющиеся волосы заиграли солнечными зайчиками, – в этом городе, который кишит людьми, как муравейник, не найдётся и трех счастливых людей.
– Вздор, Девочка. – Мальчик пересел поближе к стволу, оперевшись спиной к шероховатой коре старого дерева, снял с ветки висевший старый, наверное, дедушкин, бинокль, – залезай ко мне, будем смотреть.
Пожав плечами, Девочка проворно взобралась на ветку, вцепившись ладошкой в локоть друга. Некоторое время они молчали: Мальчик искал на улицах прохожих, Девочка любовалась садом и облаками.
– Вон там, смотри, по проулку шагают юноша и девушка. Они улыбчивы, обаятельны, душа любой компании, всегда позитивны и создают такую же атмосферу вокруг себя. Разве они не счастливы?
– Нет. – Девочка отвела бинокль, – Это их гордыня, а не стремление сделать мир счастливее. Они тщеславны и горды от того, что их обожают в любом коллективе, они превозносят себя тем, что круг общения намного старше их возраста. Они сорят деньгами ради этих сомнительных лавров славы! А что на деле? Жадные, тщедушные трусы, которые предадут при малейшей угрозе, неспособные защитить ни друзей, ни самих себя.
– Прискорбно…. А с виду такие обаятельные интеллигентные люди! – Мальчик продолжил водить биноклем из стороны в сторону.
– То-то и оно, что с виду. Сейчас, да, в общем-то, и в прежние времена, только на обертки и смотрят. Глянец на обложке – гниль в содержании.
– Гляди еще! – Мальчик радостно захлопал в ладоши! – На углу перекрестка, студента молодая везет коляску со старушкой, наверное, выгуливает маму-инвалида! А как они оживленно беседуют! Сколько заботы!
– Да только вот не маму она выхаживает. Это работница пансионата, работу выбрала не по велению сердца, а от безысходности, поскольку подростком вместо учебы строила воздушные замки и упивалась мечтами о блудных мерзостях. Уже сейчас, в ее сознании мелькают искры ненависти и презрения к подопечным, а вскоре они разбушуются пламенем и будут сжигать не только ее, но и всех кто рядом.