со мной сон или бред. Будто какой-то фильм смотрю. Вот сейчас выключат проектор, и останется только пустой белый экран.

Елена улыбнулась, привычным движением руки поправила растрёпанные ветром волосы, вздохнула и просто сказала:

– Пойдёмте домой. Я вас покормлю. И потом надо обязательно отдохнуть, а то деды совсем… тебя замучили. – Она оглянулась на стоящих поодаль и о чём-то спорящих дедов и позвала: – Дедушка Семё-ён, дедушка Пахо-ом. Обедать. Другой раз звать не буду.

Она быстро пошла вперёд, а я, глядя ей вслед, дождался дедов и под их конвоем направился к дому. Возле колодца деды помогли мне смыть следы подземного приключения. Я переоделся в чистое и шагнул на крыльцо. Но, войдя в горницу, я опять попал впросак. Как обычно, я толкнул плечом дверь, и… она сорвалась с петель, с грохотом отлетев внутрь.

– Тихо, ты, бугай. Ну, прям, волот какой-то. Напрочь дом разнесёшь, – проворчал дед Пахом, протолкнул меня внутрь горницы, а сам вместе с дедом Семёном вернул дверь на место. Я замер посреди комнаты, боясь пошевелиться, как бы ещё чего не сломать. Дед Пахом продолжил возиться с дверью, а дед Семён подошёл ко мне и сказал.

– Антон, ты не смущайся, привыкнешь и научишься владеть собой. Давай прямо сейчас кое-что подправим. Слушай внимательно. Мысленно сосредоточься, огляди себя изнутри, найди изменения, соразмерь свои новые возможности и усилием воли сделай поправки. – Он поставил табурет посреди горницы и продолжил: – Присядь, закрой глаза, открой внутренний взор и действуй.

Я сосредоточился на внутреннем пространстве и сразу «увидел», что три нижних энергетических центра увеличились стократно. Между ними пульсировали мощные потоки энергии, а вверх и на периферию веером уходили лишь тоненькие коллатерали. Вот оно что! Ага, понятно. Так, распределим нагрузку по вертикали, сбалансируем центральный контур и перенаправим энергию к органам. Теперь хорошо. Я открыл глаза и увидел довольную физиономию деда Семёна.

– Молодец. Сразу сообразил. Только учти, если обернуть процесс, можно вызвать значительное увеличение мышечной мощности. Но это пока опасно, поскольку кости и связки ещё не приспособились к новому состоянию. Перестроятся через сутки. А если сейчас их сильно нагрузить, то мышцы их попросту разорвут и порвутся сами.

Пока дед Семён занимался со мной, а дед Пахом приколачивал дверь, Елена, что-то тихонько напевая, споро накрывала стол. Глядя на них, я разомлел до невозможности от приятного ощущения покоя. На подоконнике в большом глиняном кувшине стояла охапка свежих полевых цветов и лукошко ягод, а в доме витал какой-то новый приятный запах. Я жмурился и взволнованно крутил головой. Но моё благодушное настроение, как всегда невпопад, нарушил дед Пахом, закончивший ремонт двери, подсевший рядом и зашептавший мне на ухо:

– К энтому тож притерписси. Не дивись, што теперича иной раз будешь зетить, то, что досель не узетивал, слышать, что не слыхивал, чуять, что не чуял.

Когда мимо прошла Елена, я догадался, что именно она источник чудесного букета запахов, состоящего тонкого французского парфюма, полевых цветов, ягод, хлеба и ещё чего-то особенного. А озорной дед Пахом между тем продолжал нашёптывать мне на ухо:

– А, право, Антошка, Ленка тебе по ндраву пришлась. Аль, нет? Молчишь. Стало быть, по ндраву. Да, не тушуйся. Ена девка ладная. Древнего роду. Умница. И понимаеть суть слов «хочу», «могу» и «должна».

– Я не…

– Замолчь. Я не требую вено и не тяну под венец. Запомни. Воин силён не только плечами и головой. Силу возвышаеть любовь к женщине, али к родичам, али к родине, али к всевышнему. Ты умный должон соображать, магнит не может иметь един полюс, и, как его ни ломай, завсегда будут два. Вот и в жизни муж – един из полюсов, а жена – завсегда иной, и друг без дружки невозможно. Как кудряво выражается Семён, сила завсегда струится меж плюсом и минусом. Победителей без любви не бываеть. Разумей сие. А Ленка тут ни при чём. Дело в принципе. Вижу, душа твоя подранена и остужена недобрыми жёнами. Сие плохо и можеть в пути шибко повредить. Однако не тужи, жизнь всё управит.

Пока мы шептались с дедом Пахомом, Елена начала разливать по мискам ароматный борщ. И тут у меня в голове что-то перемкнуло. Сказать, что я почувствовал зверский голод – ничего не сказать. Я был готов сожрать еду вместе с ложкой и миской. Еле скрывая нетерпенье, я набросился на угощение и в несколько приёмов уничтожил целый чугунок борща, каравай хлеба, жареную курицу и гору гречневой каши с маслом. Я понимал, что выгляжу со стороны безобразно, но ничего не мог поделать. Сидящие рядышком деды, склонив головы, потихоньку скребли миски ложками, с сочувствием поглядывая на меня. Елена сидела на другом краю стола, потягивала чай с вареньем и тоже грустно смотрела на аттракцион невиданной прожорливости. Но самым ужасное, что, уничтожив всё съестное, я, жутко смущаясь от своей неумеренности, поблагодарил хозяев и поспешно вышел из-за стола таким же голодным!

Во дворе на лёгком ветерке меня вдруг передёрнуло от озноба. Со мной явно что-то происходило, и по телу прокатывались волны сильной дрожи. Не на шутку встревоженный неприятными симптомами я не находил никаких логичных объяснений своему состоянию. От необъяснимой злости на самого себя мне вдруг остро захотелось побыть одному. Сойдя с крыльца, я быстрым шагом направился к реке, сел на краю кручи и стиснул зубы, едва сдерживая сильнейший озноб.

– Кхе-кхе, – раздалось сзади осторожное покашливание. Я обернулся. Рядом стоял дед Семён. Он смотрел вдаль на зелёный простор, как всегда опираясь двумя руками на свой посох-корягу. Не поворачивая головы, он негромко произнёс:

– Напрасно расстраиваешься. Сейчас в тебе начались внутренние перемены на генном уровне. Сначала резко увеличилась активность нервной системы, вызвав изменение сердечно-сосудистого обеспечения. Следом ускорился обмен веществ, и температура тела повысилась минимум до 39 градусов. Организм глубоко перестраивается, пока не уравновесится на качественно более высоком уровне. Это очень ответственный момент. Сейчас тебе нужна дополнительная масса, а потому ешь столько, сколько организм требует. Это неудобство ненадолго. Максимум на пару дней. А мы с братом сделаем всё возможное и даже невозможное, чтобы помочь тебе. Поверь.

– Верю, – я успокоился, не переставая при этом стучать зубами.

– Хорошо. Посиди. Подыши. Или пойди, искупнись, – он махнул рукой в сторону реки, повернулся и зашагал к дому.

А почему бы и нет. Я по тропинке сбежал к реке, разделся догола и бросился в течение. Озноб сразу прошёл. Вода словно обняла меня. Я не шевелился, лёжа на поверхности, и река тихо качала меня в своих струях.