половина выбрала тяжелый и честный труд, а другая половина – обратное. Нимал и Кейн, сзади за маленьким столиком, не входили в стан честных. Корриму работать в поле не позволяло больное колено. Невозмутимый Биран тоже был тут, зачесанные назад волосы выпячивали седину на висках. В Долгогорье все знали всех, а если не лично, то через одно знакомство, не дальше. Коррим три года жил по соседству, когда Алис была ребенком. Сестра Невозмутимого Бирана кувыркалась с Дарро – одно время, пока не подцепила университетского умника. Всем им было известно, кто такая она сама и отчего Дарро не стало.

– Эй, Алис, тебе чего-нибудь еще?

Она покачала головой, но имя, оброненное вслух, привлекло к ней глаза всего зала. Нимал встал, потянулся и вразвалочку подошел.

– Где была, что творила? – Тон и прищур означали, что он спрашивает, готова ли Алис вписаться в тычку. В другое время стоило б рассмотреть.

Она покачала головой, отвечая на незаданный вопрос:

– Здесь и была. У меня пока дел по горло.

– Слыхал про брательника, – произнес Нимал. – Мы с Дарро не всегда ладили, но он был мужик правильный.

– Спасибо тебе, – сказала она. Таков был вежливый ответ – более искренний побудил бы парня продолжить беседу. Нимал положил руку ей на плечо. Почти без намека на чуть более тесное утешение, если только она сама не захочет. Не получив отклика, он убрал руку и направился к корчмарю за пивом.

При имени Дарро из чужих уст ей сделалось неуютно – проклюнулось зудливое беспокойство. Выцедив остатки пива, а осадок выплюнув на пол, она вышла из кабака. Хоть солнце багровело в самом низу, день еще не заканчивался. Можно было пооколачиваться возле университета, где промышляли любимые Оррелом девицы, но туда не хотелось. Не сегодня. Можно было найти Сэммиш, но даже ее компания сейчас тяготила. Нужен сон, еда и время, чтобы что-то похожее на надежду отыскало опять к ней дорогу.

Сунув руки в рукава, она побрела обратно к Старым Воротам. Вечера становились прохладнее, особенно у воды. Уличный певец поставил у моста небольшие деревянные козлы, и она послушала, как тот выводит старую инлисскую балладу о двух влюбленных, в оконцовке зарезанных насмерть. Рядом промчался, будто спасаясь, закрытый экипаж без эмблем на боку – но его никто не преследовал. Прошла группка немолодых мужчин в добротной одежде и цветастых купеческих плащах, старики бубнили промеж себя о политике и торговле. Без особой охоты Алис пересекла мост и направилась к своей келье. Искать под вечер еду уже не было сил, хоть позже, на пустой желудок, она об этом и пожалеет.

Как обычно, ее ждала маленькая, укромная темнота: койка, свеча и пепел. Скоро за уют придется платить – или искать для ночлега другое место. В полумраке она легла, повернувшись лицом к ящичку Дарро. Такому маленькому, однако вместившему тело взрослого человека. После огня от людей остается совсем немного. Она не плакала. За эти дни ее душа поменяла достаточно масок. Наиболее часто Алис примеряла на себя ярость и грусть, но бывала также и разбитной, и неугомонной, а то и невероятно спокойной, будто уже умерла и безучастно наблюдает за своей прошлой жизнью. На сей вечер ее переменчивая, как погода, душа выбрала оцепенение и отчаяние.

Прежде Алис считала, что горе – это одна только скорбь. Теперь она знает правду.

– Что ж, – молвила она коробке. – Может, дела еще наладятся. Сэммиш уже что-то нарыла. Но ты, похоже, не объяснишь мне, кто такая эта южная охотница до ножей. Какое ты к ней имел отношение? Куда делся Оррел? Хоть чем-нибудь бы помог!

По ящичку Дарро промелькнула тень – это зашкворчала свеча и колыхнулось пламя.

– Куда там, – сказала Алис. – Хотел бы справедливости, мог бы и поучаствовать. Видал бы ты того синего плаща. Такой был крутой, когда гонял меня, а как потом хныкал, валяясь посреди улицы! Ты б только видел! Ты бы…

Оцепенение вдруг слетело с нее без всякого предупреждения, и Алис ударилась в слезы. Но даже раздираемая рыданиями, чуяла под слоем горя какую-то подспудную тьму. Со временем скорбь должна утихать. Раны – даже душевные – должны исцеляться. А ей становилось все хуже.

Свеча снова шикнула, фитиль почти израсходован. Она нетвердо поднялась, полезла в мешок за новой и ничего не нашла. Как пищей, с недавних пор она пренебрегала и освещением. Повинуясь неотчетливой памяти, Алис подошла к тайнику. Ножа нет, он на время у Сэммиш. Золото было на месте, как и кусок черной свечи. Она взяла огарок и вернулась к подсвечнику. Постояла, водя пальцами по посмертному знаку Дарро, пока пламя старой свечи напоследок не посинело, потом зажгла от умирающего огонька черный обрубок. Занялось новое пламя, заискрил темный фитиль. Она сковырнула с подсвечника горячий воск и прилепила огарок на его место. Прогорал он быстро. Больше нескольких минут ей не даст, но лучше немного света, чем ничего.

Сперва она не заметила, как странно повел себя дым. Сизые клубы и струйки не рассеивались, но сужались, сгущались и переплетались друг с другом. Но Алис всецело поглотили две вещи – Дарро и жалость к себе. Женский голос, мягкий и нежный, напугал ее хуже истошного визга:

– Ну вот и славно. Кто же ты есть, маленькая волчица?

Алис резко повернулась назад. Там, во мраке кельи, стояла бледная женщина – ее тело состояло из дыма, но было не менее осязаемым, чем скальная стена. Она была ханчийкой с высокими точеными бровями и накрашенными губами. Соломенно-белесые волосы струились с плеч, и даже ласково улыбающиеся губы казались бескровными. На женщине были шелка цвета мха, обхваченные в талии плетеным кожаным поясом с бронзовым голубем на пряжке.

Зазвучал негромкий, гортанный скрежет, и до Алис дошло, что его издает она сама. Пытается заговорить, но горло наглухо закупорено страхом.

– Все хорошо, – сказала бледная женщина, делая шаг навстречу. – Я тебя не обижу, маленькая волчица. Только скажи мне, как ты…

Темный фитиль зашипел, дойдя до конца. Свет моргнул и пропал, вместе с ним и бледная женщина.

– Мы окунулись по уши. Это уже перебор, – заявила Сэммиш. И тут же: – Какой у нее был голос? Она говорила с акцентом?

Алис нахмурилась, пытаясь вспомнить, как звучала речь бледной женщины. Казалось, столь ошеломляющему событию невозможно быстро выветриться из памяти, но с каждым вопросом Сэммиш Алис все меньше доверяла своим ответам.

– Кажется, да – и вместе с тем нет. Непохоже, будто она из Гайана или Медного Берега, но и у нас в