среди них, собирая собственную жатву. Только ничего подобного не случится, потому что Дарро мертв, Алис утопала в его смерти, а Сэммиш пыталась выковать из страсти взаимность. Как тут не презирать всех троих? Впрочем, касаемо Алис и Дарро ей это кое-как удавалось.

Когда она принесла ножи, сколько смогла добыть, к точильщику, Арнал был наряжен в оранжево-синий плащ. Волосы завязаны в пучок плетеным кожаным ремешком, в целом смотрелось почти симпатично. Работать он, однако, не бросил, давил на педаль помпы, которая орошала водой блеклый точильный камень, и, держа клинок под нужным углом, вслушивался в мелодию заточки, пока лезвие обретало остроту граней. Проникшись простой, чистой чувственностью этих движений, она представила на его месте себя. Было бы не так страшно прожить жизнь в одиночестве, заполняй она свои дни такой же незамысловатой, наработанной красотой.

– Вечером разнесешь их обратно? – спросил мастер, когда она развернула кусок кожи и вынула ножи.

– Да, – подтвердила она.

– А как же праздничное веселье? Может, отложишь доставку на потом?

– Вот уж нахер, – сказала она.

– Хорошо, – мягко одобрил он.

– Вернусь до заката.

– Будет готово, – заверил мастер.

И когда после полудня она пришла, ножи были готовы.

Над празднованием окончания страды снижалось солнце, и Китамар снова, пусть ненадолго, менял свою сущность. Алис пробиралась переулками Долгогорья. Костюмы она одолжила у портного с конца квартала. Неровные швы и слабые нитки, зато теперь ее окружали синие, зеленые, черные ленты, колыхаясь и скручиваясь подобно речным водорослям. Фальшивые пальцы шлепали по мостовой, как дождинки. Маска была оторочена серой пряжей, выдававшей себя за серебро, и граненые камешки на ней могли сойти за драгоценные при плохом освещении. Другой костюм был белым как кость, и она несла его под мышкой.

Пекарня стояла закрытой. Хозяин с семьей разгуливали по улицам и каналам, и Алис барабанила в дверь комнатки Сэммиш, пока не удостоверилась, что той тоже нет. Показались звезды, заполняя небо, а с ними и огромная белая луна. Фестиваль, как и ветер, не проникал в глубину Долгогорья, но Алис слышала его отсюда. Нечеткий отзвук далеких увеселений. Город услаждал себя сам, и от сочетания людских голосов и скрипок, барабанов и топота плясунов казалось, будто кто-то разговаривает за стеной по соседству. Алис раздумывала, не положить ли белый костюм у порога Сэммиш и отправиться одной, и противилась поводам уйти, как и поводам потерпеть до прихода подруги, пока ее внутренний спор не стал сам собой неуместным.

У Сэммиш была при себе кожаная котомка, куда она клала ножи, и кислое выражение на лице. Кажется, она еле сдерживалась, чтобы не рявкнуть.

– Ты, я вижу, к вечеру подготовилась, – проронила Сэммиш. – Кем будешь?

– Буду водяной нимфой, – ответила Алис. – А ты – снежной феей.

– Кем-кем?

Алис протянула белый сверток.

– Снежной феей. Живо скидывай свои шмотки и надевай вот это. Мы идем на Зеленую Горку.

Сэммиш взяла костюм так, будто ей преподнесли дохлое животное.

– Зачем?

– А когда нас еще туда пустят?

– Зачем мы вообще туда идем?!

– Искать женщину-призрака, зачем же еще? – Алис удивилась тому, что Сэммиш не уследила за ходом ее мысли. – Давай. В костюме ты будешь очаровашкой. Не бойся, оплачено.

На секунду Сэммиш показалась такой потерянной и подавленной, что Алис уже настроилась на отказ. Но та взяла одежду и, махнув рукой, велела Алис подождать, а затем сама отомкнула дверной замок и скрылась в темноте. Через несколько минут она вышла вновь. Костюм был сшит из превосходной белой ткани и сиял при луне. Желтые узоры выглядели словно огни под водой, а маска из кожи увеличивала глаза, но Сэммиш носила новый наряд так, словно это какой-то бесформенный мешок.

– Насколько плохо? – спросила она.

– Тебе будут кланяться и умолять об исполнении желаний, – ответила Алис. Солгала, но это была ложь в правильном направлении, и Сэммиш наконец удалось улыбнуться. Вдвоем они пошли по извилистым улочкам, а когда последняя вывела их на площадь, здесь было уже Новорядье. Фестиваль жатвы бушевал в самом разгаре. Они прокладывали путь среди толпы и громкой музыки, пока не выбрались к ряду колясок, на которых сегодня позволяли кататься за так. Алис отыскала ту, что шла к самому северному мосту через Кахон, соединявшему Речной Порт с Зеленой Горкой, и осторожно, памятуя о накладных пальцах, забралась на сиденье. С каждой оставленной позади улицей сердце билось чуточку чаще, и она попыталась представить, что должен чувствовать охотник в лесу.

Речной Порт кишел факелами, фонарями, мангалами. Сочный аромат жареной свинины и сладость сахарной свеклы мешались с запахом дыма. Такое самобытное сочетание вызвало в памяти другие праздники урожая, когда она была совсем девочкой. Бегом среди толпы поспевала за матерью, отплясывала на крыше, а домовладелец криком понукал ее скорее слезать – или сидела на чьих-то плечах во время танцев, а вокруг плыли по воздуху и тлели искры. От мелькания огней, казалось, раскачивались сами здания, и синие плащи, усиленные телегой песка, совершали обход, бдительно пресекая беспризорное пламя. У домов челядь и хозяйские отпрыски раздавали ломтики ветчины и жареные колбаски, свежую дичь и еще теплую, из печи, пареную тыкву. Гуляки окунали кружки в чаши с горячим компотом и пряным вином. Алис на глаза попался вроде бы Нимал, наряженный в древнего инлисского воина, но, может, и кто-то другой, просто похожий. Час работать тычку пока не пришел. Чем дальше в ночь, тем сильнее город упьется.

Алис жила в Китамаре со своего первого вдоха, но досель никогда не пересекала северный мост. Прогулка на Зеленую Горку представала путешествием в иной мир. Черные воды струились под мостом и взбивались добела, налетая на старый камень опор; река была холодна, сердита и полна голосов, никогда не знавших человеческой речи. В воздухе стояла не просто прохлада, а настоящая стынь. Алис приостановилась на середине пролета, вглядываясь в течение. На миг она сделалась совсем маленькой, как кролик, а река предстала огромной темной совой, способной убить – или не убивать – чисто из прихоти. Сэммиш взяла ее за руку, их пальцы соприкоснулись. Робость в глазах под маской давала понять, что Сэммиш охвачена тем же волнением, и до спуска с моста обе дошли рука об руку.

Алис вообще не понадобилось времени, чтобы осознать, насколько она недооценивала Зеленую Горку.

Если огни и кипучая жизнь Речного Порта затмевали сумрак и глушь Долгогорья, то Зеленая Горка превосходила весь ведомый Алис мир. Улицы расчерчивали нити крошечных фонариков, и каждый из них сиял, как светлячок. Среди теней скакали и кувыркались акробаты, жонглеры заставляли метаться по