Его руки сжали ее локти, заставив привстать на цыпочки. Ньюйоркцы, чей жизненный ритм делал их слепыми ко всему, что происходило вокруг, обтекали остановившуюся пару с двух сторон, словно вода – встретившуюся на пути преграду.

– Разговор пойдет не только о тебе и обо мне. – Калеб чеканил каждое слово. – Ситуация, которую мы создали…

– Ребенок, – поправила она, стараясь, чтобы ее голос не дрогнул, – а не ситуация. В любом случае я уже приняла решение.

– Ты приняла решение, не посоветовавшись со мной.

– Ты к этому не причастен.

Калеб рассмеялся. Смех не был приятным.

– Ты носишь моего ребенка. Я должен поступить правильно. Сделать все, что от меня зависит. Для него. Для нее. Для…

Черт, он запутался в местоимениях. Но что значат местоимения в такие моменты, как этот?

Сейдж посмотрела на него:

– Правильно? Это как?

Теперь он выглядел уже не так уверенно.

– Если честно, не знаю. Вот об этом нам и нужно поговорить.

Она кивнула. «Почему у нее на глазах слезы?» – подумал Калеб. Его сердце сжалось. Сейдж выглядела такой юной, такой потерянной, такой уязвимой.

Он наклонил голову и мягко коснулся губами ее губ. Это была ошибка. Калеб понял это, как только почувствовал ее губы. Поцелуй всколыхнул непрошеные воспоминания. Он вспомнил ее вкус. Нежность ее кожи. Ощущение ее тела под его руками…

Калеб отстранился.

Мимо проезжало такси. Отлично! Он махнул рукой, затем посмотрел на Сейдж. Ее лицо было бледным, губы дрожали. Ему снова захотелось поцеловать ее…

– Пойдем, – бросил он.

Через минуту они уже ехали в сторону Бруклина. При свете дня район, где она жила, выглядел не лучше, чем ночью.

Пожалуй, даже хуже.

С полдюжины переполненных мусорных баков стояли на тротуаре. Один повалился на бок, рассыпав содержимое.

Перед домом Сейдж болталась группа юнцов. Один из них ткнул другого локтем, когда она вышла из машины.

Калеб шел за ней следом. Одного его взгляда в их сторону было достаточно, чтобы они ретировались. Он взял Сейдж за локоть, подталкивая вперед, чтобы быстрее пройти по темному коридору и подняться по лестнице в ее квартиру.

– Ключи, – скомандовал Калеб, игнорируя ее удивленные глаза и усталый вздох. Очутившись внутри, он не стал терять время на любезности. – Садись. – Он показал на диван.

Сейдж скрестила на груди руки.

– Ты слышала? Я сказал…

– Я что, похожа на пуделя?

Проклятие! Хотя Калеб и был зол, ему захотелось рассмеяться.

Он сдержался и холодно улыбнулся:

– Очень смешно.

– О нет. Это совсем не смешно. – Сейдж прошла в кухню, достала из буфета чашки и коробку с пакетиками чая и наполнила чайник водой.

Калеб, пробормотав что-то сквозь зубы, двинулся за ней, выхватил у нее из рук чайник и с грохотом поставил его на плиту.

– Что ты делаешь, черт возьми?

– Готовлю чай. Травяной. Ты будешь?

Она хочет его разозлить? Схватить бы ее за плечи и как следует потрясти, чтобы заставить мыслить здраво.

Или прижать к себе и целовать до тех пор, пока никому из них уже не будет дела до здравого смысла.

Черт!

Куда пропадает его логика, когда он рядом с ней? Она таяла, словно дым. Нет, нельзя снова поддаться этому. Одного раза вполне достаточно. Более чем достаточно. Если подумать, куда это его привело…

Их привело – нужно помнить об этом.

– Чай? – переспросил Калеб. – Выпью с удовольствием.

Изобразив на лице улыбку, он снял пиджак, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил узел галстука, расстегнул манжеты, закатал рукава…

– Да, забыла сказать, – пропела Сейдж сахарным голоском, – чувствуй себя как дома.

Калеб сверкнул еще одной фальшивой улыбкой:

– Спасибо. – Он выдвинул стул и сел. – Так и сделаем.

Она прищурилась, глядя, как он скрестил ноги и вытянул их под столом. Когда Калеб скрестил на груди руки, Сейдж тихо выругалась.

Чайник засвистел. Сейдж бросила в чашки пакетики с заваркой. Калеб ненавидел чай, считая, что чай – для больных. К тому же это был даже не чай, а какой-то травяной сбор.

Его сестрам это наверняка понравилось бы. Впрочем, сейчас не время думать о сестрах. Или о братьях. Да и вообще ни о ком из его семьи.

– Это не чай, – скривился Калеб, когда она поставила перед ним чашку.

– Это то, что я пью.

– Жуть, – хмыкнул он.

– Мед? – предложила Сейдж.

– Что?

Ее улыбке позавидовал бы Чеширский кот.

– Ты кладешь в чай мед?

– А как насчет сахара?

– Я отказалась от сахара.

– Ни сахара. Ни чая. Ты помешана на здоровом образе жизни?

Она села напротив:

– Я беременна.

– Ну, это я уже знаю.

– Ты что, глупец или просто не в ладах с реальностью? Беременным женщинам нельзя употреблять кофеин! Они должны соблюдать диету! Натуральные продукты, выращенные на органике! Мед! Травяной чай! Понятно?

Он был готов поклясться, что видел, как восклицательные знаки, словно фейерверк, взлетали в воздух.

– Ох…

– Ох?! Это все, что ты можешь сказать?

– Я не… – Калеб откашлялся. – Я ничего не знаю о… об этих беременностях.

– Ясное дело, – кивнула Сейдж, и вся ее злость куда-то улетучилась. Она поставила на стол локти и уперлась лбом в стиснутые кулачки. – Так же, как и я.

И опять по ее щекам потекли слезы. Калеб встал и оторвал кусок от висящего над раковиной бумажного полотенца.

– Сейдж. – Он опустился на корточки. – Мне очень жаль, что так все получилось.

Она вытерла лицо и шумно высморкалась.

– Нет, это не твоя вина.

Калеб подвинул свой стул, сел рядом и взял ее за руки:

– Послушай, это большая новость для нас обоих.

– Это еще мягко сказано, – улыбнулась сквозь слезы Сейдж.

– Но мы к этому привыкнем. Мы справимся. – Он убрал с ее лица выбившуюся прядь. – Я уже кое-что знаю. Никакого кофеина. Мед. Травы… Знай: ты видишь перед собой человека, который считает, что на кухне достаточно иметь кофейник, пару черствых бубликов и немного сыра, который не успел позеленеть.

Она рассмеялась. Это был первый настоящий смех за все время. Калеб придвинул к ней чашку: