Он отпустил рукав молодого человека и повернулся обратно к директору фирмы, торгующей кошачьей едой, и эксперту по системам безопасности, которым был я. Боссы улыбнулись друг другу (я был восхищен способностью этих людей сохранять самообладание), но было видно, что внутренне они испытывали раздражение. Директор пивоварни сказал:

– Этому молокососу еще многому предстоит поучиться. Я имею в виду его манеры.

Директор по кошачьей еде сказал:

– Не суди его слишком строго. Он просто только что осознал, насколько ничтожен его шанс преуспеть.

Пивовар сказал:

– Да, мне тоже показалось, что за всем этим разговором кроется что-то подобное. Как ты думаешь, Джок?

Этим людям нравится называть меня Джок. Им было бы приятно, если бы я в ответ тоже называл их по-свойски, но я вообще никак их не называю. Пивовар и кошатник знали, что я из простого народа, из бедной семьи, поэтому:

– Этому молокососу еще многому предстоит поучиться. Я имею в виду его манеры. Как ты думаешь, Джок?

Они оба ждали моей реакции. Я допил виски, задумчиво нахмурился, постучал пивовара по плечу указательным пальцем и пробормотал:

– Я думаю, нам стоит взять еще выпивки. Что вы будете?

Он пристально посмотрел на меня, потом загоготал и похлопал меня по спине:

– Сдается мне, что ты все же немного большевик. А, Джок? Я выпью большую порцию чертова бренди, если ты не возражаешь.

На какое-то мгновение я даже обрадовался, что мне удалось остаться для них единомышленником, не прибегая к лицемерию. Но вскоре обнаружил, что веду себя как настоящий подхалим. Пивовар вещал:

– На прошлой неделе мне довелось пропустить по стаканчику вместе со стариной Джоком. Он немного большевик, но зато абсолютно надежный работник и прекрасный специалист. И, слава богу, он не подхалим.

Как я и предполагал, мое предложение выпить придало ему уверенности. И почему только мужчины, занимающие такие высокие посты, настолько нуждаются в ободрении окружающих? Такое впечатление, что им все время не хватает внимания. Они держат все под своим контролем и в то же время хотят, чтобы ими восхищались и любили их просто за то, что они славные парни. В общем, купил я этому байстрюку бренди, а себе взял односолодовый «Гленливет». Он задумчиво произнес:

– Если народ начнет бойкотировать нас и пить дома, придется нам подумать об улучшении наших пабов. Впрочем, всем известно, какое мучение для среднестатистического шотландца остаться наедине со своей женой.

Предполагалось, что это шутка, кошатник с готовностью захихикал, а я нахмурился и кивнул головой. Все привыкли, что шуток я не понимаю. Эти высокопоставленные господа вволю потешаются над тем, какое у меня убогое чувство юмора. Но вместе с тем, это их немного пугает, что повышает мою самооценку. Мне больше по душе кивать головой рядом с байстрюками при ярком свете, чем ползать в полумраке с побитыми собаками. Ублюдки меня раздражают не меньше, чем побитые псы, а до себя мне и вовсе дела нет. Я консерватор, потому что люблю яркий свет. Но и без него я прекрасно обхожусь. Смерть меня не пугает.

Как-то раз в Алжире мне довелось встретить человека, очень похожего на меня. Это был сержант, игравший на волынке в офицерских кабаках. Он рассказывал мне истории про всякие выходки, которые офицеры себе позволяют по завершении официальной части своих собраний. Например, двадцать пьяных мужчин в лоснящихся рубахах, коротких куртках и шотландских юбках выстраиваются в человеческую пирамиду и предлагают самому молодому забраться на ее вершину и выкрутить электрическую лампочку из светильника, висящего под потолком на высоте тридцати футов над каменным полом. Бывали у них и более ярко выраженные гомосексуальные развлечения – такие, что мне казались уместными только для какой-нибудь масонской ложи. Сержант, игравший на волынке, был человеком солидным, говорил неспешно и веско, так что офицеры ему доверяли и предлагали доучиться, чтобы тоже стать офицером. В Британии низшие чины не часто могут услышать такое предложение. Волынщик же от него отказался. Обучение было бы бесплатным, но проблема заключалась в другом. Он не мог позволить себе жить по негласным офицерским законам, которые требовали, чтобы офицеры младших чинов покупали выпивку для своего начальства. Свежеиспеченные офицеры вынуждены вести себя покладисто и скромно, ведь жить им приходится только на зарплату. Тут я вспомнил, что кто-то рассказывал мне про кондукторов и водителей в те времена, когда эти обязанности еще выполнялись разными людьми. Водители получали больше, поскольку квалификация их была выше, но при этом существовала традиция: хороший кондуктор должен был «ухаживать» за своим водителем, покупая ему на ужин пироги и лимонад. Интересно, кто это выдумал, что шотландцы НЕЗАВИСИМЫЕ? Роберт Берне, кто же еще.

Кто честной бедности своей

Стыдится и все прочее,

Тот самый жалкий из людей,

Трусливый раб и прочее.

При всем при том, при всем при том,

Пускай бедны мы с вами,

Богатство – штамп на золотом,

А золотой – мы сами!

На самом же деле мы нация подхалимов, хоть и умеем искусно маскироваться: стараемся казаться благородными, открытыми и мужественными, носим маску серьезной и деловитой прямоты, маску бессмысленного слезливого неповиновения, во имя которого ломаем стойки ворот и разбиваем витрины после футбольных матчей на чужих стадионах, и кончаем жизнь самоубийством под Новый год, выпрыгивая из чаши фонтана на Трафальгарской площади. Вот почему я голосовал за самостоятельное Шотландское правительство во время английского референдума о политических субъектах. У меня не было иллюзий, что это может принести нам материальное процветание, мы все-таки маленькая бедная страна – всегда ею были и всегда будем, но уж лучше выслушивать порицания за то болото, в котором мы сейчас находимся, чем подчиняться старому и кровожадному Вестминстерскому парламенту. Однажды шотландский член парламента сказал мне: «Когда мы собираемся в Вестминстере, проблемы Шотландии видятся нам в совсем иной перспективе». Подхалимы, черт бы их побрал.

Что ж, хоть политики из двух ведущих партий и маячили каждый день на телеэкранах, убеждая народ, что отделение от Британии приведет к сокращению финансирования публичной сферы, ослаблению бизнеса и росту безработицы, большинство шотландцев проголосовало так же, как я. Но неожиданно изменились привычные конкурентные правила выборов нового правительства. Нам говорили: «Если лошадь опережает всех на голову, то состязание она проиграет», так и вышло в нашем случае. Мы опережали, а потом проиграли. Началось сокращение финансирования публичной сферы, стал разваливаться бизнес, и выросла безработица. А сейчас Вестминстер решил использовать доходы от нефтяных вышек в Северном море на строительство этого долбаного туннеля под Английским проливом. Если бы состязание повторилось, мы бы обошли их на полкорпуса, но никто не позволит ему повториться, успокойся, успокойся, ты ведь сам себя доводишь до БЕШЕНСТВА, подумай лучше о долбаной Роскошной, о долбаной Жанин, и прекрати думать о долбаной ПОЛИТИКЕ.