– Вы ошиблись, – сказала Ольга и протянула ему сотенную. – Вы больше, чем положено, дали. У вас в школе какие оценки по арифметике были?

– Всякие, – признался Игорь и опять заулыбался. Может, она и не сердится вовсе. Вон как излагает, мать, наверное, в восторге была бы. – В школе у меня только по дисциплине твердая тройка была. А по остальным предметам – всякие. Разнообразные. Когда как. Но сейчас я не ошибся. Это доплата за сверхурочную работу.

Во как удачно он выдумал. И главное – вовремя. Потому что ее «зарплату за неделю» он отстегнул от пачки денег совершенно не считая, строго на глаз. И никак не ожидал, что она будет пересчитывать. Считать деньги – это занятие как-то очень с ней не вязалось… А интересно, что бы она стала делать, если бы, скажем, сотни не хватило?

– Сверхурочная работа? – растерянно сказала Ольга. – Как же так… Ведь я же не поэтому сказала, что мне выходные не нужны… Я же не для этого… И к тому же вы все равно меня домой везете.

– Знаю, знаю, – сердито буркнул Игорь и полез из машины, стараясь не глядеть на нее. Кажется, она действительно умеет тихо-тихо плакать по ночам. – Просто я так решил. Хозяин – барин. Я понятно объясняю? Пойдемте уж, а то до вечера не успеем…

Ольга опять промолчала с непонятным выражением лица, напялила свои черные очки и вышла из машины – кажется, не очень охотно. Анна тоже молча вылезла, стояла, слегка хмурясь и цепляясь за Ольгу. Похоже, Анна вполне понимала настроение Ольги и даже разделяла его. Ишь, сестры по разуму… Не хватало ему еще на два фронта воевать.

– Ань, иди ко мне, – сказал он, поднимая дочь на руки. – Я тебя нынче не выпущу. А то опять потеряешься, что тогда делать?

– Чего это я потеряюсь? – возроптала Анна, но на руки к нему пошла охотно, и за шею обняла, и клюнула его в щеку сложенными бантиком губами. – Как это я потеряюсь, если мы все время с Оленькой? Подумай своей головой! – Анна помолчала, посопела и вдруг прошептала ему в самое ухо: – А если я опять потеряюсь, Оленька меня опять найдет.

Игорь почувствовал новый укол ревности, хотел ответить что-нибудь построже, но не успел – ответила Ольга, шедшая в паре шагов перед ним и, по его разумению, никак не могущая слышать шепот Анны.

– Я тебе потеряюсь! – тихо сказала она, не оглядываясь. – Если ты опять что-нибудь такое выкинешь, то я… уйду. Насовсем.

– Нет! – крикнула Анна так испуганно, что Игорь остановился и крепко прижал ее к себе. Он и сам вдруг страшно испугался. Как это Ольга уйдет? Насовсем!

Ольга тоже остановилась, обернулась к ним и, кусая губы, сказала:

– Я сказала «если».

И Анна сразу успокоилась, заулыбалась, протянула к ней руки и заговорила с подхалимской интонацией:

– Я не потеряюсь. Вот увидишь. Только ты близко иди, а то вдруг сама потеряешься.

– Размечталась, – буркнула Ольга и тронула пальцем протянутую лапу Анны. – Не надейся, ты от меня так просто не избавишься.

И пошла рядом, и они с Анной опять начали шептаться, и Игорь в который раз стал вспоминать рекламу слухового аппарата – как он там назывался-то? Надо, наконец, найти эту приладу, а то так и будет при них всю жизнь глухонемого изображать. Всю жизнь… Вот бы здорово, а?

В магазине он был молчалив и задумчив и целый час ходил от прилавка к прилавку, послушно следуя указаниям Анны и покупая все, что она требовала: желтое стеклянное блюдо – потому что блестит, деревянную расписную миску – потому что не бьется, огромного плюшевого бегемота – потому что огромный. Выбор продуктов Игорь взял в свои руки и теперь шел, обвешанный свертками и пакетами, да еще и с Анной на руках. Ольга шла рядом, неся плюшевого бегемота в охапке, он посматривал на нее с затаенной улыбкой: она обнимала игрушку так, будто это было живое существо, и это чудовище удобно устроилось у нее на руках, положив уродливую башку ей на плечо, довольно поблескивая стеклянными глазами и улыбаясь розовой бархатной пастью. На Ольгу все оглядывались, и она, замечая это, хмурилась и кусала губы. Странно, в который раз отметил Игорь, он никогда не видел, чтобы женщина так болезненно воспринимала заинтересованные взгляды, направленные на нее. Вот, наверное, почему она черные очки носит – чтобы еще больше не пялились. Нет, правда, как странно все это… Попробовать, что ли, у Галки об Ольге что-нибудь повыспрашивать?..

Они жили в Семино уже больше недели, а Ольга все никак не могла привыкнуть к этому удивительному месту, и к этому удивительному саду, и ко всему удивительному, что наполняло дом, двор и сад. Она-то думала, что лучше их с Чижиком закутка в городской квартире Серебряных и быть ничего не может. Нет, там тоже очень хорошо. Но, оказывается, бывает и лучше. Намного, намного, намного лучше! Настолько, что это и сравнить ни с чем нельзя. Она ничего подобного в жизни не видела. Впрочем, она вообще почти ничего в жизни не видела… Где она до сих пор была? Один раз – в Одессе, еще в детстве, ее родители туда возили. Несколько раз в Москве – в институте имени Гельмгольца. И в Тарту, когда ездила хоронить маму. И все, что она помнила об этих поездках, – это страх, боль и тоска.

А ни в какой деревне она никогда раньше не была. И не представляла, что деревня может быть такой… такой сказочной. Собственно, сама деревня была где-то в стороне, на другом берегу пруда, Ольга эту деревню пока не видела. Да не очень-то и хотелось. Не до деревни ей было, она еще и усадьбу, в которую Игорь Дмитриевич их с Анной привез, не успела даже наполовину исследовать. Но то, что успела, нравилось ей до холодка под ложечкой, до пресечения дыхания.

«Деревенский дом» Серебряных был двухэтажным затейливым строением из камня, кирпича и дерева, с широкими пологими ступенями, ведущими на открытую веранду первого этажа, с балконом, опоясывающим почти весь второй этаж, с двумя вычурными, как кукольные домики, мансардами, асимметрично торчащими над плоской крышей с перилами. Окна первого этажа были все разные – одно высокое и узкое, как бойница, другое – прямоугольное, огромное, с толстым затемненным стеклом, еще два – небольшие стрельчатые витражи с частым узорчатым переплетом. А на втором этаже окон не было, были только огромные застекленные двери, ведущие на балкон. Кукольные мансарды светились кукольными окошечками, занавешенными кукольными шторками с оборочками и бантиками. Кукольные двери мансард выходили прямо на крышу, а на крыше стояли: круглый стол, несколько полотняных шезлонгов и множество ящиков и горшков с цветами. Дом был не так красив, как мил, забавен и немножко нелеп, но и нелепость эта была как бы намеренной. Снаружи он не выглядел слишком большим, но внутри оказался неожиданно просторным, очень удобным и вполне современно оборудованным. Но тоже не совсем обычным – множество лестниц и переходов самым немыслимым образом соединяли внутренние помещения так, что, кажется, из любой комнаты можно было попасть и в любую другую, и в мансарду, и на крышу, и на балкон. Исключение составляла маленькая комнатка на втором этаже – в ней даже двери на балкон не было, просто обычное большое окно. И никаких потайных дверей, ведущих бог знает куда. В эту комнату можно было попасть только из смежной, у которой были еще две двери – на балкон и в небольшой внутренний холл второго этажа. Эти две комнаты и были их с Чижиком гнездом: маленькая, вмещавшая только кровать, столик и низкое мягкое кресло, – спальней Анны, комната побольше, с широкой тахтой, тумбочкой в изголовье, двумя креслами и огромным встроенным шкафом, занимающим одну стену, – Ольгиной спальней. Хорошие комнаты. Если бы Ольга сама выбирала комнату для Чижика в этой петле Мебиуса, – и тогда лучше не нашла бы. Странный дом. Не может быть, чтобы какая-нибудь из лестниц не вела в тайный подземный ход… Надо будет поискать в свободное время.