За свою жизнь Дин играл под очень многими тренерами. И тренер Финч школьной команды «Калькассетские ястребы» был первым, кто пришел к нему за одолжением и назвал это одолжением. Сказать «Нет» было трудно.

На третьей неделе октября Дин открыл дверь квартиры и позвонил в гостиную, где Эвви читала дневник танцовщицы 1920-х годов. Он хотел сказать ей, что через десять минут начинается сериал «Коридоры власти» – самое тупое политическое «мыло». Но они с Эвви взяли за правило смотреть каждую его серию. И еще поклялись друг другу отрицать этот факт, если их когда-либо спросят об этом.

А когда дверь не была закрыта, они могли слышать друг друга. Звук хорошо проходил между его квартирой и ее кухней. Иногда они специально оставляли дверь открытой, чтобы можно было поболтать, пока она готовила ужин или он открывал свою почту. Время от времени, если она готовила что-то, чем особенно гордилась, он приходил и ел с ней. Иногда она плюхалась в одно из его клубных кресел с пивом и он рассказывал ей истории из жизни спортсменов, которые, как они договорились, не считались разговорами о бейсболе. Так он рассказал ей о парне, которого когда-то прятал от разгневанной бывшей подружки. И о двух парнях, которых тайком протащил в отель, когда они пропустили комендантский час. Была и пикантная история о том, как ему пришлось пробираться в свой номер голым, пытаясь прикрываться полотенцем и электрогитарой.

– Я все еще не могу поверить, что ты повсюду таскаешь с собой этот нелепый, огромный телевизор, – сказала она, находя среди каналов «Коридоры власти». – Сейчас большие телевизоры не в моде, но мне они нравятся.

Дин повесил телевизионную панель на стену напротив клубных кресел, так что Эвви могла плюхнуться в одно из них и прекрасно видеть экран.

– Напомни мне, на чем мы остановились, – попросила она.

– Лоббист, которого ты ненавидишь, заплатил за услуги Плоскоголовому, ну тому спецагенту ФБР.

– А, понятно. – Она потерла руки о свитер. – И президент…

– Дал вице-президенту право наложить вето.

Эвви повернулась к нему:

– Если мы будем смотреть этот сериал достаточно долго, я выясню, сколько у вас эвфемизмов для слова «секс».

– Я и сам их всех не знаю.

– Окей. Что делал президент? – спросила Эвви.

– Дал вице-президенту старый добрый совет и согласие с его будущими действиями.

– Стоп! – остановила его Эвви и добавила: – Ну, хватит смеяться. – Она потянулась на стуле: – Здесь, кажется, холодно. Тебе как?

– Немного, – согласился Дин и пошел налить ей выпить.

Она встала и пошла на кухню, откуда принесла завернутый в фольгу кирпич, которым иногда расплющивала жареных цыплят. Им она подперла дверь квартиры.

– Надо улучшить циркуляцию воздуха, – объяснила она свое действие, снова садясь. – Ну, как прошел день?

– Вообще-то, я собирался тебе кое-что сказать. Не знаю, слышала ли ты, но Дрейки назначают стипендию школе.

Эвви кивнула:

– Я слышала, что они могут это сделать, и не удивлена.

Дин покачал головой:

– Парень, кажется, спойлерит[65]. Мне вот что интересно… Она вопросительно кивнула. – Да, – продолжил Дин. – Я имею в виду, герой уехал в Калифорнию и вернулся. Работал в том городе, жил в нем… И что с того?

– Только то, что он все-таки вернулся, хоть и жил там, – ответила Эвви. Она взяла у Дина стакан виски и отрицательно покачала головой, когда он протянул ей открытую банку «Принглз». – Пару лет назад кто-то сказал нам, что Тим, который закончил школу в 1999 году, был одним из двух выпускников нашей средней школы, которые закончили ее после 1994 года и все еще жили здесь.

– Это почему же?

– Ну, демография, экономика и все такое.

– Не гони, я учился в колледже и то не понимаю.

Она рассмеялась:

– Ну, как правило, восемнадцатилетние парни с хорошими перспективами не остаются в таких городках, как этот. И когда они уезжают, то обычно не возвращаются. Таким образом, город становится старше, налоговая база – меньше, жить в нем оказывается все сложнее. Не столь уж и длинная цепочка рассуждений, не так ли? Слишком много уезжающих и умирающих, недостаточно прибывающих и рождающихся.

– Самый старый и самый белый штат в Америке, – кивнул Дин.

– Именно. – Эвви сделала еще один глоток. – Так что в случае с Тимом, я думаю, многие люди ожидали, что он уедет из этого города, едва закончит школу. Но он этого не сделал, и они любили его за это.

– Думаю, что я могу это понять.

– Кроме того, он был симпатичным и дружелюбным, пока ты не живешь с ним. К тому же и женился он на своей школьной возлюбленной. Для некоторых людей, которые видели, как он рос, я думаю, что он был кем-то вроде единственного в мире единорога.

– Он не хотел в жизни большего?

– Ну почему же? Хотел.

– Но зачем тогда возвращался?

Эвви пожала плечами:

– Потому что в любом другом месте он был бы просто красивой лошадью. Она улыбнулась и указала на телевизор: – Серия начинается.

В тот вечер, ложась спать, она передвинула кирпич и закрыла дверь, но когда на следующее утро Дин вошел в кухню, чтобы разделить с ней чашку кофе, она махнула рукой.

– Положи кирпич обратно, – попросила она.

После этого они закрывали дверь только на ночь.

Прошлой осенью Эвви удалось сбежать со Дня благодарения. Она отправила отца поесть индейку с Энди, его детьми и его матерью, Келл. А сама большую часть дня провела в постели с книгой. На тумбочку рядом с собой она поставила бутылку вина, которую открыла в полдень и закончила в десять тридцать вечера.

В этом году Энди начал уговоры на месяц раньше, сказав, что хочет, чтобы Эвви и ее отец поехали с ним и девочками к Келл в Томастон. Келл также пригласила родителей Дина, которые так хотели увидеть ее и были так очарованы присланными фотографиями, что решили отправиться в путешествие. Эвви пообещала поехать, потом решила, что отменит свое согласие. Спустя еще какое-то время она получила по почте флаер[66] из супермаркета, в котором продавались замороженные индейки. Это снова натолкнуло ее на мысли о празднике. Чтобы уже не дать себе возможности отступить, она позвонила Энди и пообещала ему принести тыквенный пирог [67].