– Я еще не сказал про третий шаг, – медленно проговорил Фэй Ю. – Это может спасти им жизни, однако старший сын больше не сможет петь и танцевать, а внешность среднего сына изменится. Не обвиняйте в этом меня. Ах да, чуть не забыл. Прежде чем я начну лечение, вы должны признать, что не смогли должным образом воспитать своих детей, что и стало причиной их болезни.

– Ах, вы!.. – вскричал господин Тайбу.

– Хорошо подумайте, как только мы начнем лечение, пути назад уже не будет.

– Не думаю, что я хорошо воспитал детей. Цзяо, возможно, нагрубил этому молодому господину Баю, но это всего лишь шалости, – спустя долгое время произнес господин Тайбу. – На карту поставлены жизни людей, надеюсь, вы не будете использовать эту ситуацию, чтобы отомстить. Если лечение пройдет успешно, я щедро вас вознагражу.

– Шалости? Месть? Если бы не просьба Сяо Бая, я бы сюда не пришел, – фыркнул Фэй Ю. – Никто не захочет награды, вы поймете почему.

– Хорошо, давайте просто назовем это моей ошибкой… – признал господин Тайбу. – Прошу вас, начните поскорее лечение. Нельзя больше ждать.

Сяо Бай разделил перетертые травы по разным флаконам, как просил Фэй Ю.

Бронзовый горшок с узором из облаков был наполнен травяным соком, глиняный сосуд – соком хуангуань.

Юный господин Кунь принес три чашки, которыми пользовались его отец и братья.

– Пациент, пожалуйста, примите лекарство. – Фэй Ю спокойно взял бронзовый сосуд и разлил его содержимое по трем чашкам.

Господин Тайбу злился, но ради спасения своих сыновей ему ничего не оставалось, кроме как залпом выпить горькое лекарство. Вкус снадобья не поддавался описанию, и мужчину чуть не вырвало. В это время Сяо Бай и Кунь также напоили травяным соком Цзяо и Цзина.

– Это первая чашка. – Фэй Ю налил другую. – Продолжайте, не останавливайтесь.

Не успев опомниться, мужчина, зажав нос, выпил вторую чашку. Это снадобье было более горьким, чем предыдущее. Сяо Бай не знал наверняка, был ли это коптис[44] или какое другое растение. Он знал только то, что оно было похоже на женьшень, и, чтобы выдавить из него сок, потребовалось много времени. Вероятно, это был какой-то секретный рецепт Фэй Ю.

Выпив третью чашку, господин Тайбу упал на землю. Ему казалось, что у него перед глазами воссияли звезды, ему стало так плохо, что он не мог издать ни звука.

Он лишь продолжал указывать на Фэй Ю и беззвучно повторял:

– Вы… вы…

Цзяо и Цзин все еще лежали без сознания, поэтому никак не отреагировали на лекарство.

– А сок хуангуань им тоже предстоит выпить? – спросил Сяо Бай.

– Подождем, пока они изменятся. – Фэй Ю неподвижным взглядом смотрел на господина Тайбу и его сыновей.

– Тогда что мне теперь делать? – спросил Кунь.

– Ничего не нужно делать. Когда они примут все лекарства, скорее спрячься в углу и наблюдай. Помни, что бы ни случилось, не вмешивайся. Особенно ты, Сяо Бай.

Как только Фэй Ю договорил, господин Тайбу вскрикнул.

Сяо Бай не удержался и вскочил с места, но, вспомнив слова Фэй Ю, замер.

– Фэй Ю, так и должно быть?

Его друг, наблюдая за мужчиной, покачал головой.

В этот момент откуда-то подул ветер, и все свечи погасли. В темноте распухшие Цзяо и Цзин излучали слабый свет, и вскоре из их тел выползли сотканные из светлых пятен две маленькие белые тени, которые, словно живые, направились в сторону двери.

Кунь от удивления раскрыл рот и повернулся к отцу. Тот теперь молча наблюдал за тенями, но вдруг и он разделился на две части: одна последовала за тенью Цзяо, а вторая – за Цзином.

– Ты следуешь за Цзяо, но помни, – не вмешивайся. – Фэй Ю подтолкнул Куня сзади, и затем обратился к Сяо Баю: – А ты иди за Цзином.

Кунь быстро следовал за тенью брата. В лунном свете прежде нечеткая светлая тень становилась все темнее и темнее, а ее форма становилась все четче, постепенно обретая очертания Цзяо в детстве. Кунь удивился, но не посмел ни на миг отстать от брата и отца. Он пробежал по коридору через дом и попал в зал, где принимали гостей.

Там тени остановились, и тень господина Тайбу привычно уселась на кресло.

– Скоро прибудут гости. Ты как, готов? – Голос господина Тайбу был негромким, но строгим. Юный господин Цзяо стоял перед ним, дрожа, но стараясь выглядеть уверенно.

– Отец, я давно готов.

– Помнишь ли ты про «четверку коней и восемь колокольчиков»[45]? – спросил господин Тайбу у Цзяо, сомневаясь в словах сына.

– Смогу! – И Цзяо начал громко повторять стихотворение, не осмеливаясь даже остановиться и перевести дух. Закончив, он выжидающе посмотрел на отца.

– Не опозорь меня потом, – бросил мужчина и пошел встречать гостей.

Кунь слушал разговор отца с братом. Ему была знакома эта сцена, однако перед отцом стоял его брат, а требования отца к нему были гораздо мягче.

Как только отец отошел к дверям поприветствовать гостей, Кунь вдруг заметил, что брат украдкой рукавом вытер скатившуюся из уголка глаза слезинку.

«Брат…» – Кунь едва сдержался, чтобы не окликнуть его.

Болтая и смеясь, вошли гости. Спустя некоторое время один из них, наслышанный о талантах в искусстве, верховой езде и стрельбе из лука старшего сына господина Тайбу, попросил пригласить его к ним. Господин Тайбу, притворно смутившись, с готовностью согласился и позвал Цзяо. Тот, перестав плакать, последовал указаниям отца: читал стихи, играл на цине, танцевал и стрелял из лука во дворе. Гости наперебой хвалили его, говоря о том, какое светлое и безграничное будущее ждет этого ребенка. Лицо господина Тайбу просияло, а Цзяо продолжал приветствовать гостей, как марионетка.

Кунь наблюдал за этой сценой, и ему нестерпимо хотелось утащить брата подальше от толпы, но он ничего не мог сделать.

После ухода гостей господин Тайбу спросил Цзяо:

– Как думаешь, ты хорошо показал себя?

– Хорошо, – невинно ответил Цзяо.

И вдруг мужчина поднял руку и дал мальчику пощечину!

– Ты – дитя небожителя и запомнил одно слово неправильно! – крикнул мужчина. – И перед такой толпой! Как я вообще смогу показаться перед императором?!

– Отец, мне очень жаль, отец… – Цзяо был так напуган, что упал на колени и несколько раз поклонился в пол.

– Я возлагаю на тебя все надежды, и чем ты мне отплатил? – продолжал господин Тайбу. – Иди в северные покои и подумай о своем поведении, а затем скажешь, что ты намерен с этим делать. Если не надумаешь, не сможешь поесть.

– Да, отец. – Цзяо поспешно встал, поклонился отцу и убежал.