что у него зубы стали острыми, как у крокодила. Игра ли это света или моего воображения, а может, и то и другое, но спрашивать я у мужчины ничего не стала.

Почему я его сравнила с крокодилом? Видимо, что-то напомнило этого хитрого зверя.

— И какова ваша? — сглотнула, не отводя взгляда от Винченцо.

— Я вижу, когда мне человек лжет. Но вот неудача, вижу я не всегда, а лишь когда мои глаза становятся такими. Но сами понимаете, если уж люди увидели мои глаза, то я не могу позволить, чтобы они рассказали о них кому-то еще, — мужчина моргнул несколько раз, и глаза стали обычными. — Вы простите, не хотел вас пугать. Обычно я могу это контролировать, но всему виной усталость и свет. Он их раздражает, — попытка извиниться была корявой, но я все же села на кресло, предварительно отодвинув его от стола на пару шагов.

— Продолжайте, — попросила я инквизитора, но он не спешил возобновлять рассказ, а задумчиво смотрел на меня.

— Вы удивились, когда от злости обуглили подлокотники кресла, — медленно проговорил мужчина. — Значит, вы не знали об этом даре. Так какой же у вас дар, Диана?

Я замешкалась. Но, вспомнив это страшный взгляд, решилась. А смысл скрывать, если он все равно узнает.

— Я слышу мысли, — прозвучало, словно на приеме у психиатра. Я бы рассмеялась, если б не все вот это.

— Всех людей? — инквизитор даже подался вперед.

— Нет, — я задумалась. Я же слышала только мысли Урсулы. Но почему?

— Чьи мысли вы слышали? — инквизитор напрягся. Всматривается в мое лицо, словно я должна дать ему ответы на вопросы, без которых он не выживет.

— Я слышала мысли Урсулы, отцовской работницы на пекарне, — признаюсь. — Но вот мысли ее сыновей я не слышала, — я озвучила свою мысль вслух.

— Урсулы, значит, — мужчина задумчиво почесал подбородок. — А вы знаете, что именно она и принесла на вас донос? — и мужчина протянул мне бумагу. — Я был удивлен, что она умеет читать и писать.

— Я догадывалась, что это она, — потянулась и осторожно взяла лист плотной бумаги. На нем размашистым почерком было написано, как Урсула Чианчулли верой и правдой служила в пекарне на протяжении уже более трех лет. Она искренне любила девочек, дочерей пекаря Диану и Сабрину, и заменила обеим девочкам так рано почившую мать. Подозревать неладное она начала давно, когда Диана начала ходить в лес и в поле собирать травы, а она, Урсула, начала замечать, что утром эти травы сожжены. Также несколько дней назад старшая дочь пекаря Диана чудом избежала смерти, но пострадал ее отец. На девушке же нет ни царапины. Но ее словно подменили. Она замотала сломанную руку и ногу отца тряпками, измазанными в гипсе, и теперь бедный мужчина не может ими пошевелить. А всем известно, что для того, чтобы переломы срослись, их нельзя туго фиксировать. Так что смело можно говорить, что дни Джузеппе Мерендино сочтены. Ведь, кроме того, она переселила его в каморку и заставляет продавать хлеб умирающего калеку. Уверена, что старшей дочерью пекаря Дианой завладел злобный дух, который и заставляет бедную девочку так себя вести. Даже ее сестра, младшая дочь пекаря Сабрина, не выдержав тирании сестры, сбежала. И потому Урсула просит принять меры и спасти Диану.

— Это же бред! — я возмущенно отложила бумагу. — От чего меня спасти нужно? И когда она вам это вручила? Когда вы в пекарню пришли?

— Нет, она утром дожидалась меня у инквизиторской, — усмехнулся мужчина.

— Что? — я чуть не подпрыгнула на месте. — В какое это было время?

— Когда я был у вас, прибежал слуга и сказал, что какая-то женщина ожидает меня у инквизиторской. Он побоялся, что случилось что-то страшное, так как на женщине лица не было. Она была испугана невероятно.

— Но она пишет про Сабрину, в это время Сабрина еще спала у себя в кровати, — я снова схватила кляузу и перечитала ее. — Она поздно легла, и я не стала ее будить утром. Откуда она могла знать, что Сабрина пропадет?

— Только если сама же и организовала ее пропажу, — проговорил мужчина и вскочил. — Вы знаете, где она живет?

— Да, но я уже у нее была, — отзываюсь и тоже встаю. — Как раз когда я пришла к пекарне, она была в толпе.

— Да? — инквизитор удивленно нахмурился. — Я ее не видел.

— Да, я точно видела ее лицо среди толпы, — я уверена, что не ошиблась.

— Сперва съездим к ней домой, а затем в пекарню, — командует мужчина и протягивает мне плащ с глубоким капюшоном. — Наденьте, вас не должен никто узнать. И маску, — и вручает маску на завязке, что-то типа маскарадной.

— Почему? — я крутила в руках маску, не понимая, зачем такая конспирация.

— Вы забыли, что арестованы по подозрению в колдовстве? — Винченцо подмигнул мне.

— Бред, — снова буркнула себе под нос, но все-таки и плащ, и маску надела.

В бедняцкий квартал мы добрались довольно быстро. Люди пришли с работы и были дома. Но, завидев инквизитора на вороном коне, все шарахались и старались скрыться поскорее. Женщины хватали детей и уводили их в спешке в дома. Мужчины запирали ставни на окнах. Полагаю, мой вид в плаще и маске пугал людей еще больше, так как дети даже тыкали в меня пальцем, а женщины крестились.

Я ехала верхом на соседней лошади и все опасалась, что свалюсь. Как оказалось, ни Диана, ни я не умеем ездить верхом.

— Люди так боятся, словно всадников апокалипсиса увидели, — бурчу себе под нос, старательно удерживая равновесие.

— Для многих это так и есть, — я не вижу выражения лица мужчины. На нем надет такой же плащ. Только лицо скрыто не полностью. Нижняя часть лица видна. — Люди