Потом я вижу его. Бена. Он проносится мимо меня вместе с другим парнем. Какого черта? Наверняка он заметил меня: почему же не остановился?

– Бен! – кричу я, ускоряя шаг. – Бен! – Но он не оглядывается. Я перехожу на бег. Я почти могу разглядеть его, исчезающего в тусклом свете. Вот черт. Я умею многое, только не бегать. – Эй, Бен! Твою мать! – Он не оборачивается, хотя несколько других бегунов косятся на меня. Наконец тяжело дыша, я оказываюсь прямо за ним. Вытянув руку, касаюсь его плеча. Он оборачивается.

Я отшатываюсь. Это не Бен. У него совсем другое лицо: слишком близко посаженные глаза, округлый подбородок. Я ясно вижу, как Бен удивленно вскидывает бровь, будто он действительно стоит передо мной. Ты приняла меня за того парня?

– Qu’est-ce que tu veux?[37] – спрашивает незнакомец, он выглядит раздраженным: чего вы хотите?

Я не могу говорить, слишком запыхалась, и к тому же меня парализует неловкость ситуации. Он убегает, крутя пальцем у виска.

Конечно, это не Бен. Когда я смотрю ему вслед, то вижу, что все не так – он и бежит неуклюже, и руки у него нелепо болтаются. Бен никогда не был нелепым. Но меня по-прежнему не покидает тревога, это было все равно, что увидеть привидение.

Кафе «Бель Эпок» выглядит нарядно, сияет праздничными огнями. Столики снаружи переполнены людьми, они болтают и смеются, окна изнутри запотели от тепла сидящих внутри. За углом стоит парень, склонившись над ноутбуком; чутье подсказывает мне, что он-то мне и нужен.

– Тео? – Я чувствую себя так, словно нахожусь на свидании с парнем из «Тиндера». Если бы я еще потрудилась ходить на них и там не толпились бы одни ловеласы и придурки.

Он хмуро смотрит на меня. Темные, давно не стриженные волосы, торчащая борода. Он похож на пирата, который решил переодеться в городскую одежду, в шерстяной джемпер, потертый на вырезе, под объемной курткой.

– Тео? – спрашиваю я снова. – Мы переписывались по поводу Бенджамина Дэниелса. Я – Джесс.

Он кивает. Я выдвигаю маленький металлический стул напротив него. От холода он прилипает к моей руке.

– Не против, если я закурю? – полагаю вопрос был больше риторический, он уже вытащил мятую пачку «Мальборо редс».

– Не вопрос, можно мне одну, спасибо. – Я не могу себе позволить курить, но я так нервничаю, что сигарета мне сейчас не помешает. Пусть даже он мне и не предлагал.

Следующие тридцать секунд он тратит на то, чтобы прикурить сигарету дрянной зажигалкой, бормоча себе под нос: «вот черт» и «давай, сука». Мне кажется, я улавливаю легкий акцент.

– Ты не из Восточного Лондона? – спрашиваю я, думая: может быть, если я снищу его расположение, он будет охотнее помогать. – А откуда именно?

Он вскидывает темную бровь, но не отвечает. Наконец зажигалка вспыхивает, и он затягивается сигаретой, как астматик ингалятором, а после, откинувшись на спинку стула, смотрит на меня. Он высокий, ему неудобно сидеть в маленьком кресле: одна длинная нога перекинута через другую. Те, кто предпочитают грубоватых мужчин, могут посчитать его сексуальным. Но не уверена, что он в моем вкусе – и признаться, я даже немного в шоке от себя: в таких обстоятельствах подумать об этом.

– Итак, – говорит он, прищуриваясь сквозь дым. – Бен? – То, как он произносит имя моего брата, намекает, что не так уж он по нему и горюет. Может быть, вот он, единственный человек, невосприимчивый к обаянию моего братца.

Прежде чем я успеваю ответить, подходит официант, явно недовольный тем, что его заставляют работать. Тео тоже не в восторге из-за необходимости разговаривать с ним по-французски. Он с явным английским акцентом заказывает двойной эспрессо и что-то под названием «Рикар».

Скорее чтобы согреться, я заказываю чашку chocolat chaud[38]. Шесть евро. Предположу, что он заплатит.

– И мне ту же самую штуку, – говорю я официанту.

– Un Ricard?

Я киваю. Официант сутулясь, уходит.

– Мы такое не подавали в «Копакабане», – говорю я.

– Что?

– Ну, в том баре, где я работала. Два дня назад, до этого.

Он опять приподнимает темную бровь.

– Классное название.

– На самом деле, он паршивей некуда. – Но в тот день, когда Извращенец решил показать мне его отвратительный маленький член, это уже было слишком. А еще в этот день я решила, что отомщу этому мерзавцу за все те разы, когда он слишком долго задерживался позади меня и обдавал своим горячим и влажным дыханием мой затылок или «уводил» с дороги, положив мне руки на бедра, или за комментарии, по поводу моей одежды – за все те вещи, которые были не просто «вещами», а заставляли чувствовать себя не в своей тарелке. Другая девушка могла бы уйти и никогда не вернуться. Другая могла бы вызвать полицию. Но я не такая.

– Хорошо, – говорит Тео, – очевидно, у него нет времени на дальнейшую болтовню. – Так почему ты пришла?

– Дело в Бене: он работает на тебя?

– Нет. В наши дни никто ни на кого не работает, по крайней мере в этой сфере. Это жестокий мир, здесь каждый сам за себя. Но да, иногда я заказываю у него рецензии, заметки о путешествиях. Он давно хотел заняться расследованиями. Наверное, ты знаешь. – Я качаю головой. – Вообще-то он должен мне статью о протестах.

– О протестах?

– Да. – Он смотрит на меня так, как будто ему не верится, что я не в курсе. – Люди серьезно взбешены повышением налогов, цен на бензин. Обстановка накаленная… слезоточивый газ, водометы и все такое. Это было во всех новостях. Наверняка ты что-нибудь видела?

– Я здесь только со вчерашнего вечера. – Но потом вспоминаю: – Да, видела автозаки возле станции метро «Пигаль». – Я вспоминаю группу людей в лыжных очках в поезде. – И может быть, нескольких протестующих.

– Да, наверное. Волнения вспыхивают во всех частях города. И Бен собирался написать об этом статью. Но кроме того, он обещал мне так называемую сенсацию, должен был прислать сегодня утром. Он говорил очень загадочно. А в итоге так и не объявился.

Так, это новая версия. Может, это? Бен слишком глубоко копнул? Разозлил кого-то? И ему пришлось это сделать… как это? Сделать ноги? Залечь на дно? Или – я даже не хочу думать о других вариантах.

Приносят напитки: мой горячий шоколад, густой темный напиток в маленьком кувшинчике. Сделав глоток, я закрываю глаза от удовольствия, потому что, хоть он и стоит шесть евро, но это самый лучший гребаный горячий шоколад, который я пробовала в своей жизни.

Тео насыпает в кофе пять пакетиков коричневого сахара, размешивает. Затем делает большой глоток своего «Рикара». Я тоже пробую свой – лакричный вкус, напоминает обо всех липких порциях самбуки, что я делала за стойкой, – их мне покупали клиенты или я попивала тайком тихими вечерами. Я залпом осушила стакан. Тео удивленно поднимает брови.