Нужно отдать должное братьям Бонапартам. По указаниям Наполеона Жозеф в первые же месяцы своего правления разрушил многовековые феодальные устои Неаполитанского королевства, отменил все привилегии баронов, передал землю крестьянам, ввел в действие Кодекс Наполеона, полностью реформировал налоговую систему: «учитывая интересы бедняков, заменил 23 прямых налога (некоторые - с урожая) на единый налог, взимаемый с определенного уровня дохода»[220].

Но неаполитанская - локальная и скоротечная - акция Наполеона 1806 г. явила собой лишь своего рода прелюдию к масштабной, потрясшей всю Европу, прусской кампании 1806 — 1807 гг. Дело в том, что Пруссия, хотя и не успела вступить в войну с Францией на стороне третьей коалиции, поддалась увещаниям со стороны Англии и России и даже раньше их открыла военные действия против Франции в составе уже четвертой коалиции. Кстати, подталкивали Пруссию к войне с Францией не столько английские, сколько российские верхи и в первую очередь, как ни странно, сам Александр I. Российский самодержец был, конечно, потрясен и унижен аустерлицким разгромом, он воспылал еще большей ненавистью к Наполеону, а главное, жаждой мести и реванша за такое потрясение и унижение. Едва успев бежать с поля битвы при Аустерлице, он уже 5 декабря 1805 г. отправил графа П. А. Строганова в Лондон - «узнать о намерениях английского правительства и обещать ему прежнее единодействие России», а кн. П. П. Долгорукова в Берлин - «обещать, если Пруссия решится воевать с Наполеоном , поддерживать ее всеми силами России»[221].

Наполеон тем временем, надеясь, что аустерлицкий урок образумит зарвавшегося по молодости и неопытности царя, делал шаги к примирению с Россией. Вновь, как ранее Павлу I, он вернул Александру Павловичу русских пленных (всех - от генералов до рядовых), взятых при Аустерлице, а одного из них - кн. Н. Г. Репнина - обязал передать царю: «Мы еще сможем найти путь к сближению. Пусть он пришлет ко мне в Вену своего уполномоченного представителя, но только не из этих придворных, которые наполняют его Главный штаб. Правда далека от монархов. Александр родился на троне, а я стал императором сам, но мои бывшие товарищи и командиры не осмеливаются больше мне ее говорить, как не говорят ему правды его придворные»[222].

«Красивые жесты Наполеона в отношении русских пленных, призванные послужить сближению двух империй, остались без ответа», - справедливо заключает О. В. Соколов[223]. Более того, Александр I не внял и высказанному после Аустерлица совету одного из своих «молодых друзей» кн. А. А. Чарторыйского «искать сближения с Наполеоном»[224], а затем, спустя менее полугода, уволит князя (не за такой ли совет?) с поста управляющего Министерством иностранных дел Российской империи и заменит его столь же непримиримым врагом Наполеона, как он сам, бароном А. Я. Будбергом.

Александр I, безусловно, извлек урок из Аустерлица, но не тот, на который рассчитывал Наполеон. Царю стали неприятны свидетели его аустерлицкого конфуза. Он уволил не только Чарторыйского, но и А. Ф. Ланжерона (в отставку), разжаловал в солдаты (!) вернувшегося из плена генерал-лейтенанта И. Я. Пржибышевского, отдалил от себя П. А. Строганова, потерял расположение к М. И. Кутузову. Изменились к худшему характер и поведение царя. «До этого он был кроток, доверчив, ласков, - вспоминал генерал Л. Н. Энгельгардт, - а теперь сделался подозрителен, строг до безмерности, неприступен и не терпел уже, чтобы кто-то говорил ему правду»[225].

Главное же, как ни тяжел был удар по иллюзиям Александра при Аустерлице, царь все же тешил себя мыслью о вековой непобедимости русской армии и считал возможным скорый реванш за Аустерлиц, особенно в союзе с воинством Фридриха Великого, мощь которого Наполеон еще не испытал на себе. Александр отправил в Париж на мирные переговоры своего уполномоченного (не из Главного штаба!) статского советника П. Я. Убри, но продолжал сговариваться с королем Пруссии Фридрихом Вильгельмом III о совместной борьбе против Наполеона. 8 (20) июля 1806 г. Убри подписал в Париже с генералом, военным министром Франции 1807 — 1814 гг. Г. Кларком договор между Францией и Россией «о мире и дружбе на вечные времена», как это сказано в ст. 1-й[226]. Однако пока Убри вез текст договора в Петербург, Александр 112 (24) июля скрепил личной подписью секретную декларацию о союзе России с Пруссией против Франции[227]. Договор же, подписанный Убри, царь, выждав двухнедельную паузу, отказался ратифицировать. 10 (22) августа он уведомил об этом Фридриха Вильгельма III и обратился к нему с просьбой «прислать доверенное лицо для уточнения плана совместных действий» русских и прусских войск[228].

Наполеон, судя по письму к Жозефине от 27 августа 1806 г., с нетерпением ждал и до последнего момента верил, что русско-французский договор будет утвержден Александром. Он уже приказал начальнику Главного штаба Л. А. Бертье обеспечить возвращение Великой армии во Францию. Но 3 сентября он узнал, что Александр не желает ратифицировать договор, и тут же отдал Бертье новое распоряжение: приказ о возвращении армии на родину задержать[229].

Осень 1806 г. в Европе выдалась не менее тревожной, чем предыдущая. Наполеон, систематически получавший от своих агентов информацию о том, что Россия, Пруссия и Англия сговариваются образовать четвертую коалицию, насторожился и демонстрировал европейским монархам свою мощь: 15 августа, в день рождения императора, не только во Франции, но и во всех зависимых от нее странах прошли грандиозные торжества во славу «великой империи».

Тем временем Россия, Англия и Пруссия договорились между собой и 15 сентября оформили новую коалицию против Франции. К ним присоединилась Швеция. Коалиционеры особенно много ждали от Пруссии как хранительницы традиций и славы Фридриха Великого. Но прусская армия, воспитанная и как бы законсервированная в устарелых догмах Фридриха, давно потеряла былую боеспособность. Портила ее (как, впрочем, и русскую и австрийскую армии) главным образом феодально - крепостническая система комплектования, обучения, содержания, использования войск. Хорошо сказано об этом у Е. В. Тарле: «Солдат - крепостной мужик, перешедший из - под розог помещика под фухтеля[230] и шпицрутены офицера, осыпаемый пощечинами и пинками со стороны всякого, кто выше его, начиная с фельдфебеля, обязанный рабски повиноваться начальству; он знает твердо, что и речи быть не может об улучшении его участи, как бы храбро он ни сражался. Офицер только потому офицер, что он дворянин»[231]. Добавлю к этому, что прусский генералитет в 1806 г. был бездарен и немощен (19 высших генералов вместе имели тогда за плечами 1300 лет жизни).