– У нас не так много времени, чтобы ожидать его решения, – пробурчал исповедник, но по прищурившимся глазам было видно, что он обдумывает предложенную идею.

– В конце концов, предложите ему, если он сам сделает все и быстро – награду, какую он захочет, а если провалится – год делает только то, что говорите ему вы. Если он сам пообещает это, ни за что потом от своего слова не отступится. Я успел его изучить за эти месяцы.

– Что мешает ему и тебе искать кающегося параллельно? В словах Генриха есть смысл, тем более если операция с Луизой будет успешной, – поддержал здравую идею сэр Артур.

– Он ведь еще не согласился.

– Я уверен, он сразу согласится, как только увидит, в каких условиях содержатся сейчас его друзья. – Улыбка, словно трещина, пересекла невозмутимое лицо главы тайной полиции, придав ему хищное выражение.

– Так это все был спектакль, Артур? Для него? – возмутился исповедник. – Ты заранее все спланировал?

– Конечно, заодно наказал одних своих не слишком ретивых сотрудников, которые вовремя не донесли на него. – Глава тайной полиции скривился от воспоминания еще одного промаха. – Они думали, что у него карт-бланш, и не придали значения всем этим странным поездкам по госпиталям и механикам. Хотя есть и плюсы в произошедшем. Кроме всего прочего, его диверсия вскрыла пару недостатков охраны поместий, что находятся под нашим надзором. Если бы не он, а другой внутренний шпион решил положить не снотворное в еду, а яд? Поэтому я отдал приказания разделить кухню для слуг, гостей дома, а также охраны. Так что мои люди будут теперь питаться отдельно, пусть и не так сытно, как раньше, зато исключим возможность отравления.

Исповедник с генералом удивленно посмотрели на собеседника. Когда люди такого уровня признаются в собственных промахах – это дорогого стоит.

– Ладно, в принципе мы все решили, так что сперва Луиза, потом проект «Аргус», все? – чтобы разрядить обстановку, сказал сэр Энтони.

– Сначала скотобойня, – ворчливо поправил его глава полиции.

– Это само собой! Как только вернутся, всех туда сразу и отправим. Думаю, для закрепления эффекта и жить их оставим там.

– Кстати, Энтони, а что он сказал тебе в свое оправдание? Во время допроса меня больше интересовали детали его операции, а не мотивы, – неожиданно вспомнил глава полиции перед уходом. – Зачем он так рисковал, чтобы спасти нашего генерала?

– Да он так и сказал, – проворчал учитель смутьяна дня, – «я не смог бы дальше жить, если бы не попробовал его спасти для империи, ведь я знал о такой возможности».

– Да, похоже, ты был прав, – улыбнулся сэр эр Горн, – все его беды от большого ума. Если бы не читал столько, то, возможно, и в голову бы не пришло, что можно часть человеческой души внедрить в механизм, да так, что не будет чувствоваться разница между живой и механической.

При этом он постучал ногой о пол, показывая живое доказательство своим словам.

– Надеюсь, наказание его хоть как-то заставит задуматься, – покачал головой исповедник, словно сам не верил своим словам. – Иначе я не представляю, что с ним делать дальше, если он все наши приказы будет исполнять по-своему.

Его слова заставили задуматься всех.

* * *

Я до этого момента никогда не бывал в тюрьмах, лишь слышал по рассказам полицейских, что в них несладко. Теперь же мне представилась возможность своими глазами все оценить, поскольку ехали мы в Ньюгейт – одну из старейших тюрем империи. Она весьма удачно располагалась рядом с судом Олд-Бейли, так что иногда промежуток времени между вынесением приговора и приведением его в исполнение занимал пару часов. Сейчас, конечно, смертельных приговоров выносилось очень мало по сравнению с довоенным временем, ведь война, словно гигантские жернова, требовала себе все больше и больше ресурсов. Теперь большинство приговоров по уголовным делам заканчивались словами: «Виновен. Отправить рекрутом на фронт». Только для отдельных дел делались скидки: матерых преступников сажали в тюрьму, если дело имело общественный резонанс, либо отправляли их сразу на виселицу.

Я сначала не мог понять, какой смысл тратить драгоценную эссенцию души, вешая человека, но позже изменил свое мнение: во-первых, ремесленники – не палачи, и найти того, кто массово будет приводить приговоры в исполнение, будет проблематично. А во-вторых, исчезнет эффект наказания, когда публичные казни убийц и насильников собирают толпы любопытных и заставляют думать, смотря на дергающееся в петле тело, о том, стоит ли доставать нож или пистолет.

В машине со мной ехали неизвестные водитель с охранником, и, когда я попытался поинтересоваться судьбой Вилли с Фрэнком, ответом мне было молчание – они вообще отказались со мной разговаривать, поэтому весь путь до Ньюгейта прошел в настороженном молчании.

Длинное, потемневшее от времени каменное здание приветствовало нас тишиной, а барбакан с фигурами святых на фасаде и опущенной железной решеткой въезда для парокаров был закрыт. Охранник вышел из машины и отсутствовал минут десять, прежде чем решетка стала подниматься и мы поехали через двухъярдовый туннель барбакана, на конце которого также была подъемная решетка.

Когда я вышел из машины, перед нами навытяжку стояли два сторожа с испуганными лицами и таким выхлопом, что держались на ногах только чудом. Взгляды горе-охраны «бегали» от меня к стоящим рядом охранникам, а также второму парокару, который припарковался позади.

– Мне нужны заключенные, которых доставили к вам вчера: Дженни Олсен и доктор Энди Хоккингс. Вас должны были предупредить по телеграфу.

– Так точно, сэр! – Видимо, очень обрадованный, что мы не инспекция, один из них тут же кинулся в караульное помещение и вернулся с ключами. – Я проведу вас.

Я пошел за ним, стараясь не обращать внимания на то, что окружающие со всех сторон стены тюрьмы стали давить на психику. Казалось, если я попаду сейчас внутрь, обратного пути назад для меня не будет.

Мы прошли пару караульных помещений, где веселилась охрана, которая при виде начальства стала суетиться и прятать бутылки, затем попали в длинный коридор, по бокам которого находились огромные зарешеченные помещения с матрасами из соломы. Ее прелый и гнилостный запах перемежался зловонием сотен немытых тел, которые находились в помещении, и это при том, что большинство мест сейчас пустовало!

«Какой же тут стоит запах, когда тюрьма полная?»

– Тюрьма практически пустует, так что мы рады новым постояльцам, – подтвердил тюремщик мои мысли. – Как началась война, здесь либо те, кто ждет приговора, либо те, кто ждет отправки на фронт. Вот и все нынешнее население Ньюгейта, сэр.

– Тонни, я сам.

Навстречу нам вышли два охранника с фонарями, видимо, делающие обход, и, услышав его окрик, посторонились, давая нам пройти.

– Нам приказали поместить их всех вместе, так что я решил выделить этим арестантам камеру для высокопоставленных узников. – В лицо мне снова дыхнули перегаром, так что я поморщился. Угодливо согнувшийся тюремщик понял свою ошибку и, быстро отвернувшись, сначала отпер решетку, отгораживающую помещения с одиночными камерами от общих залов, а затем одну из камер слева по коридору.