Прощание с Галианной вышло скомканным: девушка хмурила брови и отворачивалась, не желая подарить мне поцелуй. Даже подарок – изящные сапфировые серьги гномьей работы, стоившие мне кучу денег – не растопил ее сердца. Последнюю ночь перед путешествием я провел один, Дикая кошка покинула мой дом.

Провожали нас с помпой: играл оркестр, какие—то чиновники произносили торжественные речи, в небо взмывали разноцветные шелковые ленты – это уж маги постарались – а на пирсе было не протолкнуться от народа. Слава Лугу, не пришлось ни строиться на глазах у людей, ни маршировать – нас всех спешно погрузили на корабли, и дальнейшее празднество мы наблюдали уже оттуда. Десять гордых каравелл, по количеству рот, по очереди поднимали паруса и снимались с якоря. «Шайани», что на древнегалатском означает «Блистательная», была последней. Когда пирс начал удаляться, я заметил в толпе провожающих изящную девичью фигурку в белом плаще с закрывающим лицо капюшоном. Порыв ветра на мгновение подхватил тонкую ткань, и мне показалось… Да нет, не может этого быть! С чего бы принцессе появляться в таком месте, да еще и без сопровождающих?

Насущные проблемы встали передо мной во всей красе, вытеснив посторонние мысли. Я нахожусь на борту корабля, несущего меня к берегам жуткого и загадочного Южного континента. Да ладно бы меня одного! Здесь присутствует еще и десятая рота Первого полка Имперских ястребов. Сотня отборных солдат плюс десять капралов. А я их командир. И понятия не имею, что в таких случаях положено делать. Утром в штабе полка стояла суматоха, и полковник Арлайл (граф, кстати), увидев меня, лишь досадливо поморщился и махнул рукой. Делайте, мол, что хотите. Капралы безо всякого участия с моей стороны построили роту, и организованно двинулись в сторону порта. Погрузка на корабль тоже прошла гладко. А потом, во время отправления, солдаты столпились вдоль бортов, громко хохоча и перекликаясь с провожающими. Вроде бы опять не до лейтенанта. Но теперь, когда берег скрылся из виду, а вокруг тянется однообразное волнующееся полотно моря, и заняться нечем, воины, кажется, сочли мою скромную персону вполне достойным развлечением. Нет, вымуштрованные ветераны, конечно, не позволяли себе никаких открытых высказываний в адрес командира, каким бы нелепым он ни казался, но я почти физически ощущал на себе их насмешливые взгляды. Многие из солдат спустились в трюм, который на время путешествия должен был стать их обиталищем. Но те, что остались, тихо переговаривались за моей спиной, то и дело взрываясь раскатами смеха. Я же стоял, глядя в водяную синь, не находя в себе мужества обернуться, и перебирал в уме допущенные сегодня ошибки. Самая главная заключалась в том, что я, по незнанию, явился в надетой поверх мундира кольчуге, которая сейчас, нагревшись на солнце, немилосердно обжигала тело, и, что самое неприятное, вызывала насмешливые взгляды солдат. Видимо, доспехи полагалось надевать непосредственно перед боем – вояки все, как один, были в простых черных мундирах. А может, кольчуги прятались под одеждой – кто знает. Мне хотелось выть от безысходности: ну, не военный я человек, и понятия не имею, как разговаривать с этими людьми! Или ими нужно только командовать? Каким, скажите, образом? Я ни одной команды не знаю. А тут еще морская болезнь… Вот красиво—то будет, если меня вывернет на глазах у изумленной публики.

В общем, наверное, я еще долго простоял бы так, мучаясь стыдом и тошнотой и без энтузиазма разглядывая маленькие точки впереди, в которые превратились остальные корабли эскадры, если бы не он.

– Разрешите представиться, господин лейтенант. Боевой маг десятой роты Дрианн Летакс.

Голос, молодой и весьма благозвучный, заставил меня обернуться. Передо мной стоял парень, да что там – юноша лет двадцати, и дружелюбно разглядывал мою, надеюсь, не очень зеленую физиономию. Тоже мне боевой маг. Небось, только после университета. Рыжая непокорная шевелюра топорщится на ветру, на щеках еще видны следы подростковых прыщей, пухлые детские губы безмятежно улыбаются, голубые глаза производят впечатление полной невинности. Оно, конечно, воевать никому неохота, все маги трепетно заботятся о собственной безопасности. Вот и послали в пекло зеленого юнца, мол, наберись, сынок, опыта, а там поглядим, куда тебя пристроить. Интересно, в других ротах такие же чародеи? Много же мы навоюем! Командир – никчемный штатский, маг – неопытный сопляк. Не догадываясь о моих скорбных размышлениях, мальчишка протянул пузырек, в котором плескалась мутная жидкость.

– Возьмите, командир, это настойка от морской болезни.

– Да нет, спасибо, сам справлюсь, – смущенно пробормотал я, не желая признаваться в постыдной слабости. К тому же, вид мага не вызывал доверия к его способностям. Вдруг выпью, и к нынешним симптомам добавится, скажем, расстройство желудка вкупе с сонливостью? То—то хорошо будет!

– Как хотите, – не стал настаивать Дрианн. – Тогда, может, посмотрите на нашу каюту?

Вот это мило! А я думал, каюта только у капитана, а мне придется делить трюм с солдатами.

– Вы не возражаете против моего соседства? – спросил маг, спускаясь вниз.

Каюта представляла собой крохотное помещение локтя три в длину и столько же в ширину. Сверху свешивались два парусиновых сооружения, больше всего напоминающие гамаки.

– Койки, – сообщил мальчишка.

В каюте было душно, всепроникающий запах соли почему—то ощущался еще сильнее, чем наверху. На меня накатил новый приступ тошноты. Пока я боролся с дурнотой, Дрианн к чему—то настороженно прислушивался.

– Что это? – спросил он и устремился прочь из каюты.

Спотыкаясь, я поплелся за ним. На верхней палубе сгрудилась вся команда каравеллы, не сводя глаз с капитана на мостике, который приник к подзорной трубе. Наконец, он опустил трубу и резко выкрикнул:

– Убрать паруса!

– Убрать паруса! – повторил боцман. – Живее, саймаровы дети!

Матросы кинулись выполнять приказ, а моряк неожиданно обратился ко мне:

– Прикажите своим людям уйти с палубы!

Что тут будешь делать? Я откашлялся и, стараясь придать голосу твердость, заорал:

– Солдаты, в трюм!

Вышло так себе, можно сказать, неубедительно. Тем не менее, капралы, проникнувшись серьезностью момента, быстро навели порядок среди недовольных воинов и согнали всех вниз. Между тем боцман продолжал разоряться:

– Грот на гитовы! Шевелитесь, ежа вам в глотку! Марселя долой!

Улучив момент, когда он замолчал, переводя дыхание, я спросил:

– Что случилось?

– Буря идет! – моряк указал куда—то в сторону горизонта.

Сколько я ни напрягал зрение, ничего, кроме крохотного черного пятнышка, разглядеть не сумел. Между тем, не прошло и минуты, пятно увеличилось вдвое.

– Шли бы вы в каюту, лейтенант, – сурово посоветовал боцман.

Но я уже не мог оторвать глаз от странной картины, разворачивающейся в небе. Пятно стремительно приближалось, по мере увеличения изменяя свою окраску: рваные края отсвечивали угрожающе—лиловым цветом, переходящим в чернильную синеву, центр же оставался черным. Неожиданно мощный порыв ветра чуть не сбил меня с ног и заставил вцепиться в борт обеими руками. Палуба бежала из—под ног. Вокруг потемнело, и, подняв глаза, я увидел разверзшуюся над нами бездну. Не знаю, что это было – тучи, или что—то другое, недоступное человеческому пониманию, но оно вращалось и опускалось все ниже, словно пытаясь всосать внутрь себя корабль. Ветер теперь налетал неистовыми шквалами, вздымая вокруг огромные волны. «Шайани», идущая без парусов, взбиралась на них, словно на гору, и ухала вниз, заставляя мое сердце проваливаться куда—то в область желудка.