Она поднялась, заставила себя вытереть слезы и сесть с прямой спиной на резной стульчик. У нее уже был план. Денег за ее книги будет достаточно для пусть не роскошной, но комфортной жизни, даже если Алекс не даст ей ни пенни из ее приданого. Мадлен уже замужем, Пруденс ее ненавидит, но она наверняка сможет позволить себе уединенную жизнь в собственном коттедже.

Да, будь с ней друзья, будущее не казалось бы таким мрачным. Но лучше уж так, чем сдаться Малкольму и ждать того дня, когда она оступится, будет слишком прямолинейной, слишком умной, слишком саркастичной, слишком независимой, слишком любой для того, чтобы удержать его внимание.

Она пообещала матери, что позволит Малкольму поговорить с ней до побега. Этот козырь бил все аргументы. Честь Эмили не позволяла ей прямо нарушать обещания, как бы ей этого ни хотелось.

Но она не обещала не защищаться — или оставаться с ним после того, как Малкольм придет в себя и отшвырнет ее прочь.

Она оденется, спустится вниз и будет писать, словно ничего не случилось. А когда придет время, поговорит с Малкольмом. Но не станет открывать свое сердце и не позволит ему себя завоевать.

Он нашел Эмили в небольшом салоне главного крыла, между музыкальным кабинетом и библиотекой. В свободные часы между завтраком и ленчем большинство домашних собраний было скучным, и его замок не был исключением. Солфорд отправился в деревню, чтобы отослать письма. Его мать и Августа удалились в гостиную с вышиванием и шепотками, леди Харкасл заперлась в своей комнате горевать. Грейвз с разочарованным хмыканьем доложил, что мисс Этчингем потребовала после завтрака оседлать ей лошадь и отправилась на прогулку. Это означало, что Эмили где-то в замке, одна, и отыскать ее удалось очень скоро.

Она сидела спиной к открытой двери. Солнечные лучи, падавшие из высокого окна, превращали ее светлые кудряшки, выбившиеся из прически, в подобие нимба. Перчатки она сняла, пальцы были запятнаны чернилами. Итак, вопреки ее внешнему лоску на публике, писала она неаккуратно. Эмили склонила голову, занеся руку с пером над бумагой. Ее медлительность показалась ему меланхоличной, что, как он подозревал, обычно не было ей свойственно.

Малкольм постучал по двери.

— Леди Эмили, могу ли я поговорить с вами?

Она вскинула голову. И долгим взглядом уставилась за окно, на горы вдалеке, словно собираясь с силами. Она промедлила всего минуту, но Малкольму хватило и этого, чтобы подтвердить свои подозрения.

Эмили явно не собиралась легко сдаться будущему, на которое их обрек поцелуй.

Девушка повернулась к нему.

— Какая неожиданная встреча.

Это не было приглашением. Он вошел и закрыл за собой дверь.

— Со мной нет нужды притворяться. И мое появление не было неожиданным.

Она вскинула брови, когда он запер за собой дверь.

— Разве нам стоит оставаться вместе без присмотра, милорд?

— А что они сделают? Заставят нас жениться?

Она улыбнулась, на миг ослабив защиту.

— Мы все окончательно испортили, так ведь?

Малкольм не был уверен. Глядя на ее улыбку и искры в ее голубых глазах, он никак не мог поверить, что случившееся что-то «испортило».

— Это не входило в наши планы.

— Вы можете прекратить это. С Алексом. Просто скажите ему, что не станете на мне жениться. — Она снова повернулась к бумаге, игнорируя его.

Малкольм обошел стол и встал перед ней, закрывая свет так, чтобы тень его легла на бумагу. Эмили демонстративно собрала листки, постучала ими по столу, чтобы выровнять стопку, все так же не глядя на него, словно он был крестьянином, ожидающим милости.

Раздражение усилилось на порядок, и в этот раз он позволил себе отпустить поводья. Когда Эмили подняла взгляд, Малкольм надменно и оценивающе всмотрелся в ее лицо, затем демонстративно уставился на ее пышную грудь.

— Что ж, моим рукам вы подходите. Губам тоже, если быть до конца честным.

Глаза Эмили расширились от шока. Она смотрела на него, задохнувшись на миг, и Малкольм позволил себе улыбнуться.

— Так с чего бы мне говорить Солфорду, что я не хочу жениться на такой красивой девице?

Он редко использовал шотландские обороты в речи, его мать была англичанкой, как и бабушка и все предки по женской линии, и язык не вызывал в нем той же преданности, что и земли. Но Эмили этого не знала, и на шотландский оборот о «девице» широко распахнула глаза.

— Вашей жене требуется быть не просто «красивой девицей», — с сарказмом ответила она.

— Только не говорите, что предпочитаете быть любовницей. Вы будете искусны, я уверен.

Ее голос превратился в лед.

— Я не из того типа женщин. И вы не делаете себе чести, говоря подобное.

Она была права. Но внутренний голос говорил ему, что он должен дать ей шанс вырваться из ситуации, даже если он сам не собирается ее отпускать.

Малкольм пожал плечами.

— У нас впереди десятки лет, чтобы ближе друг друга узнать. Я собираюсь начать так, как намерен продолжить.

Что-то блеснуло в ее глазах.

— Я получила тот же совет.

— Однако, если вы считаете, что мы не подойдем друг другу…

Он ждал, чтобы она закончила фразу. Эмили отвела взгляд от его лица, но прежде, чем Малкольм решил, что это проявление скромности, он понял, что она рассматривает его с той же пристальностью, что и он ее. Ее взгляд прошелся по линии его подбородка, по горлу, огладил плечи, затем оценивающе опустился к паху. Он напрягся и сместил вес на одну ногу. Эмили улыбнулась — так же надменно, как он до нее.

Она поистине была дьяволом. И никогда раньше он не возбуждался от одного лишь взгляда.

— Нет, мы не сойдемся, милорд, — сказала она спокойно и возвышенно, словно зачитывая Библию. — Мне недостаточно «красивого парня», как вы могли бы выразиться.

— Я едва ли «парень». — Она захихикала, и он понял, что проигрывает, отвечая на ее слова как на оскорбление, а не комплимент.

— К тому же, — продолжил он, — если вы уверены, что мы не сойдемся, вам стоит сказать об этом Солфорду. Если вы готовы уничтожить свою репутацию ради того, чтобы избавиться от меня, ухаживания закончены.

— Если это ухаживания, то мне страшно представить свадьбу, — пробормотала Эмили. Он изогнул бровь, и Эмили залилась румянцем, прежде чем вернулась к теме. — Так что, вы хотите, чтобы я сбежала и позволила вам остаться с репутацией человека, который сделал со своей стороны все возможное для исполнения долга?

— Не я хочу избежать алтаря.

Она опустила перо в чернильницу и поставила на листе ленивый росчерк.

— А если я не попрошу у Алекса разрешения вас оставить?