— Меня Иван зовут, — сказал мужик в черном пальто. — Да я тебя, лапушка, понимаю. Но и ты прикинь, что тут дальше будет. Местные эти твои ребята ведь не успокоятся, пока всё тут не разнесут в алмазную пыль.

— Не успокоятся, Ваня, — согласилась знойная красавица, с нежной улыбкой, не соответствующей зловещему смыслу произносимых слов. — Только ничего они тут не разнесут, потому что знают, кто владелец этого кафе. Вот увидишь, он их еще и за сломанный стул проставит. Большой человек.

— И кто же он? — осведомился Иван, непроизвольно приблизившись к собеседнице на такое расстояние, что вопрос этот прозвучал не то что даже интимно, а, можно сказать, почти неприлично.

— А вот тебе, Ваня, этого лучше не знать, — ответила хозяйка и, стряхнув с колен хулиганскую голову, которая с деревянным стуком упала на пол, встала на ноги.

Теперь они стояли, почти прижавшись друг к другу.

— Так что ж нам теперь, пропадать? — тихо спросил Иван, наклоняя голову и почти касаясь губами смуглой шеи хозяйки заведения.

— Зачем пропадать? — подаваясь вперед и даже, кажется, привставая на цыпочки, прошептала хозяйка, и Иван ощутил на своем её лице её чистое горячее дыхание. — Через черный ход уходите.

— А те, — Иван мотнул головой в сторону улицы, — про него знают?

— Знают. Только возле дома дорога перерыта, им в обход придётся бежать. Так что минут десять у вас есть.

— Значит, минут десять есть. И где ж тут у нас чёрный ход? — Иван глянул в обморочные глаза женщины, и ему показалось, что она вот-вот упадет. Он придержал её за талию. — Покажешь?

— Все что угодно, — честно ответила красавица и, щелкнув задвижкой, открыла неприметную дверь, ведущую в подсобку.

— Понял, — так, в обнимку, они зашли в узкий, заставленный картонными коробками, коридор.

Здесь Иван придержал дверь и крикнул. — Орлы, уходим огородами!

Митька просветлел лицом и, увлекая за собой Дашу и Веру, протопал через крохотный зал, нырнул в дверь и помчался по коридору, на свет тусклой лампочки, обозначавшей запасной выход.

Иван посторонился, уступая дорогу, для этого ему пришлось еще сильней прижаться к полногрудой хозяйке, распластавшейся на стене. Просто так расстаться после этого было совершенно невозможно. Треск расстегиваемой молнии и шорох снимаемого белья, смешавшись с тяжелым торопливым дыханием, сплелись в короткую, но выразительную увертюру.

Так что, минуту спустя, Митька, который вспомнил о забытом в кафе приятеле, и бежавший по коридору обратно, еще успел удивиться, зачем мужик в расстегнутом черном пальто раз за разом подсаживает стонущую хозяйку заведения на пожарный стенд, в который она судорожно вцепилась раскинутыми руками, не обращая внимания на то, что подол её платья оказался задран на спину. Осознав свое заблуждение, Митька с галопа перешел на балетный шаг и, словно дуновение майского ветерка, проскользнув мимо не обративших на него никакого внимания безумцев, ворвался в зал.

Контуженный Саня нашёлся перед запертой входной дверью, из-за которой он смело и гордо, словно у бездны мрачной на краю, взирал на беснующихся снаружи гопников, время от времени показывая им средний палец.

— Чисто Бэтман, — похвалил Акимушкин, грубо возвращая Саню в мир жестокой действительности, и в тычки погнал его к запасному выходу. Нападавшие, сообразив, что добыча от них уходит, разразились негодующими воплями и побежали куда-то вбок, вдоль стены дома, явно рассчитывая перехватить врага с той стороны.

— Не успеют, — сказал Митька без особой уверенности в голосе.

Саня, так же как до него и Митька, замер было при виде того, как похожий в своем развевающемся пальто на черного коршуна, сжав в когтистых лапах вырвавшиеся наружу из тесного плена пышные груди своей жертвы, мужик в поте лица своего поддает тазом, подобно афроамериканскому певцу Майклу Джексону, но, в отличии от того, не на пустом месте.

Митька, заранее предвидя такой оборот событий, пихнул Саню в спину и тот порысил по коридору дальше, оглядываясь и глупо улыбаясь.

Но он был не последним свидетелем бурной сцены. Последним, а вернее сказать, крайним, оказался раненый стулом Гена, который, не успел затихнуть звук вражеских шагов, возник на пороге подсобки, бледный, мокрый и несчастный, как пришелец из загробного мира.

— Ага, — сказал он. — Дианочка. Вот, значит, как. Ну, жаль Александр Петрович не видит.

Поглощенный своим занятием Иван, похоже не услышал этих слов. Оставив груди партнерши вольно подпрыгивать в такт главной теме, он теперь крепко держал её за крутые бедра, словно музыкант Ростропович свою любимую виолончель, наращивая темп и явно приближаясь к финальному аккорду.

Но слух хозяйки оказался более тонким, она обернулась страдальческим лицом и пальчиком поманила Гену. Тот, как зачарованный её взглядом, послушно пошёл на зов.

— Ближе, — прошептала хозяйка.

Гена, как сомнамбула, вытянул вперед дрожащие руки и сделал ещё один шаг вперёд.

Иван, которому все происходящее виделось, как со дна реки, в зеленоватом свете, успел мельком удивиться, зачем в руке его подруги вдруг, откуда ни возьмись, появился настольный калькулятор доперестроечной конструкции. Он даже не успел связать появление калькулятора с возникшей на периферии поля зрения трагической фигурой Гены, потому что как раз в этот момент пик наслаждения был взят. Оргазм придал женской руке нечеловеческую мощь. Калькулятор с громким треском опустился на голову Гены. И Гена упал, на этот раз, без звука, словно колосок, срезанный косой пьяного косаря.

— Настучит боссу, — волнуясь, не за себя, конечно, сказал Иван.

— Скажу, что ему в предсмертном бреду пригрезилось, — ответила прекрасная трактирщица, опускаясь на грешную землю и оправляя платье. — Беги уж.

— Как зовут тебя? — спросил Иван, убегая по коридору.

— Диана.

— Я позвоню.

* * *

Вера и Даша дожидались кавалеров снаружи, у дверей запасного выхода.

— А этот где, терминатор? — спросила Даша.

— Слился в экстазе, — ответил Митька, прислоняя нервно хихикающего Саню к кирпичной стене.

— А, опять Дианка Петровичу рога наставляет, — догадалась Вера. — Ждать его будете? Это может долго быть.

— Будем, — твердо ответил благородный Митька, озирая окрестности. Перед ним расстилался огромный, заметенный снегом, пустырь городского двора, обставленного по периметру хрущевскими пятиэтажками нежно-кремового, насколько позволял заметить льющийся из окон свет, колера. Здесь, в закутке было сравнительно тихо, но на просторе вьюга уже гуляла во всю, погребая под снегом припаркованные у подъездов машины и торчащие посередине двора жутковатые конструкции детской площадки.

— Ну, ждите, — сказала Вера. — Дождетесь.

Одну или две бесконечно долгих минуты они стояли, вслушиваясь в каждый звук и надеясь, что шаги не в пору загулявшего спутника раздадутся раньше, чем тяжёлая поступь народных мстителей.