Ещё в полусне я доползла до чаши с водой… Божички, как же всё это непривычно!

Умылась, стала бодрее. Нури буквально силком завернула меня в этот кусок ткани, закрыв наполовину лицо. Какой кошмар…

— И так что, каждый день?! Этот вопрос я ей задала, она только печально кивнула.

Через минуту воздух пронзил высокий мужской голос, призывавший, по всей видимости, к молитве. Мы вышли из дома, постелили коврики и встали на колени лицом по направлению к Востоку… Так началось моё первое утро, да и все последующие, в Мавритании. То, что я христианка, вообще никого не волновало.

“Что, придётся ещё и веру менять? Мы не готовы. Так, всё, хватит с нас этого зоопарка. Ещё ничего не начиналось. Купите мне билет в первом ряду. Вы, о чем бежать надо… Ищем пути отхода. Куда мы попали”, — кричали вразнобой и кто во что горазд мои милашки-таракашки.

В течение полумесяца мне надо было оформить документы на пребывание в стране, в посольстве. Через неделю мы поехали туда с Нурией. Она осталась ждать меня у машины. Я быстро прошла контроль и поднялась к нужному кабинету.

Так как рядом никого не было, я постучала и вошла. За столом сидела женщина лет сорока, в строгом костюме. Ни одного волоска не выбивалось из тугого пучка на затылке. Она не повернулась в мою сторону и как будто даже не слышала моего голоса.

— Разрешите, — проговорила я на английском.

Женщина посмотрела на меня внимательно, а после взяла из моих рук бумаги. Каждую закорючку, каждый пунктик прочитала несколько раз. Не пригласила присесть. Только показала жестом. Я присела на предложенный стул, и пока она читала, осматривала ее кабинет. Ничем не примечательный. Такой же, как все бюрократические: стол, два стула, жалюзи. Я стала наслаждаться прохладой. После жары на улице здесь было существенно комфортнее.

— Ангелина Андреевна, а вы действительно хотите выйти замуж за местного? Или ещё подумаете? — спросила меня женщина на русском языке с московским акцентом. Её глаза цвета скошенной травы смотрели на меня пытливо.

— Я подумаю! — пробормотала я. Эта строгая женщина очень меня смутила.

— Очень хорошо! Ваша виза будет готова через семь дней! Если возникнут вопросы, обращайтесь! Меня, кстати, зовут Екатерина Петровна, — представилась вдруг женщина и улыбнулась.

За следующие несколько месяцев Нурия и мама Кернилса обучали меня всему, что полагается хорошей невесте, только замуж мне уже совсем не хотелось. Эти странные порядки… Мне до жути хотелось домой, хотя были и свои плюсы, понятия, которым стоило бы поучиться. И ещё я прониклась глубоким уважением к Хикмету, отцу Кернилса. Он был очень верующим и добрым, проводил время в чтении книг, телевизор не смотрел почти совсем, только с мамой сериал, но им надо было напоминать об этом. Между собой у них была традиция: мама Салтанат читала книгу вслух — это было их семейное чтение. Я, конечно, ничего не понимала, но эти спокойные вечера, после которых нам с Кернилсом было дозволено пообщаться вдвоём в пределах видимости родственников, создавали романтическую атмосферу.

Нравятся мне они, хорошие они. Кто, родители Кернилса и Нури? Ага, когда спят лицом к стенке. А что?! Им не скучно. Телевизор посмотреть, пофилософствовать. Что ещё надо в жизни. Вот бы все так жили. — как всегда таракашки болтали тихо-тихо.

В такие моменты я смотрела на них с умилением, литература была философская. Они тихо обсуждали между собой подробности, смотрели друг другу в глаза, было понятно, что это настоящая любовь, взаимопонимание, уважение. При всём при этом мама была очень скупая, жадная до каждой угии. Всё, что выходило из поля зрения Хикмета, всецело принадлежало его жене.

Она всегда имела деньги, хотя не работала, даже купила машину. А купила её в складчину. У них существует что-то вроде кооператива: скидываются раз в месяц всей большой родней. Один раз в год кто-то из родственников может взять деньги и купить то, что ему нужно. И когда она говорила, что денег нет, они у неё были. Один случай мне особенно запомнился. Я заболела от укуса насекомого и надо было купить лекарства, она отказала, ссылаясь на то, что антибиотики стоят дорого. Какие надо покупать лекарства она не разбиралась. Но она вызвала доктора. Да только это я так думала, что доктор. Но на самом деле это был шаман. Он что-то поколдовал по-быстрому и стребовал за свою работу денег. Мама Кернилса долго после этого ворчала. Когда она ушла, я спросила у Нури, что говорила Салтанат. Она и перевела мне нарекания своей матери: “Зачем привез такую хрупкую женщину. И надо было женится на местной.” А мне с каждой минутой становилось всё хуже. Покраснение на месте укуса увеличивалось ежесекундно. Зуд в этом месте и вокруг него был едва терпим. Возник отёк в пораженной части, и появилась крапивница. Зудело, как мне казалось, всё тело. К тому же, сопровождалась эта напасть головокружением и тошнотой, спутанностью сознания. Даже беспокойство непонятное присутствовало и сердце заходилось так, что мне было трудно говорить.

— Чем тебе помочь? — спросила меня Нури. — Шаман вряд ли поможет.

— Позвони Екатерине Петровне и попроси её привезти лекарства, — еле-еле проговорила я. Помнила, что мне надо в этом случае антигистаминные препараты. Но есть ли здесь эти препараты, я не знала. Мне надо был хотя бы супрастин. А если у меня инфекция в организме? Тогда мне нужны антибиотики и при чём мне помогал только цефалексин. Я это знала, так как помнила, что у меня аллергия на ампициллин. Екатерина Петровна конечно же помогла, мне привезли нужные лекарственные препараты. Кернилс, не знаю, приходил в тот день или нет. Не спрашивала Нури. Я выздоровела. Но мне всё больше и больше хотелось домой. И я понимала, что мы не уживемся ни с мамой, ни с этим мужчиной.

Кернилс так и не нашёл работу, а потом и искать перестал. Зато стал предъявлять уйму требований: и вставать на утреннюю молитву я должна сама, без побудки, и есть мне нужно всё, что мне ставят под нос, чтоб поправиться, и одежду их носить, от которой я наотрез отказывалась…

Все не так и все никак. О, решил показать, кто дома хозяин. Да что за бред!

С какого перепуга этот недоделанный негритёнок решил, что я буду плясать под его дудку? А заодно придерживаться странных убеждений его народа?! Я была возмущена до предела души, с каждым днём во мне подымалась раздражение. Я ненавидела эти пески. Да мне сказочник говорил,