– Пан или пропал, милая, – таковы были мудрые слова моей матери. – Поверь, худшее в преклонных годах – то, что из них тоже вырастаешь. – Не морочь себе голову жизнью после смерти, лучше побеспокойся о жизни до смерти. Еще в таких случаях говорят: «Начни жить уже, а?» – перефразировала Фиби.

Преувеличение – наша фамильная черта. Мы лучшие на свете раздуватели слонов из мух, мирового класса выдумщики, этим мы известны всему человечеству, да что там! – вселенной, без преувеличения. Если мой отец нарывался на штраф за незаконную парковку, штраф этот превращался в вооруженный арест, полный обыск и, не исключено, побег из тюрьмы. Если у мамы пригорел тост, при шлифовке этой истории сгорала вся кухня, а мама влюблялась в пожарника. Но может, на сей раз мои близкие не преувеличивали ужас моего положения? Может, я и впрямь превратилась в чудовище с планеты Рок?[42]

И правда: то, что раньше меня никак не беспокоило, внезапно стало чрезвычайно докучливым. Брендовые вещи, джипы, кольца в носу, обращение западных женщин в ислам, пирсинг, ботокс, корпоративный жаргон, громкая умца-умца-музыка, личные тренеры, люди, знаменитые исключительно своей знаменитостью, интонирование вверх, неверное правописание – и конаны-грамматики, поправляющие чужие ошибки... Пользовательские инструкции, пневмосдуватели для листвы, дурацкие имена типа Поэма, Тиса, Венера, Стелла, Мелодия или Кассия. Господи, я и впрямь стала грымзой. Фиби права. Хорошо еще, что я пока не ношу жеваный коричневый вельвет и твидовые портки, не пишу жалобы зелеными чернилами и не развариваю овощи.

Осознав все это, я заржала в голос. Признаться, смех вышел довольно отчаянный и истеричный – так обычно ржут в смирительной рубашке. Но тем не менее я смеялась.

– Ладно. Сдаюсь. Для чего я себя берегу?

Я выхватила у мамы трусы с прорезью. М-да, такие знаки любви между матерью и дочерью – явно не из фильмов с Дорис Дэй[43].

– Все, что от меня осталось, пусть берет кто пожелает. А по ходу, глядишь, отец для Мерлина найдется.

Сестра перезагрузила ноутбук.

– Что пишем тебе в предпочтения? Только некурящие атеисты?

– Ой, милая, – прощебетала мама, – не бывает мужчин-атеистов. Они все верят в себя, как в Бога.

Я хихикнула.

– Давайте напишем: «Не думайте только, что я не склонна к бессмысленному животному сексу».

Но толку-то? Ни одна из нас уже не могла печатать: нас согнуло пополам, мы гоготали, как на ведьминском шабаше, и похабный смех перемалывал нас, как колеса – гравий.

Так ее, видимо, и надо называть – романтической рулеткой. В следующие пять лет, с Мерлиновых одиннадцати, в моей жизни образовалась сборная запеканка мужчин – мужиканка. Участвовала я в этом без особого рвения. Мама и сестра поочередно таскали меня на коктейли, барбекю, благотворительные велопробеги, матчи по поло – куда угодно, где попадаются холостяки. Я лишь уныло вздыхала и озиралась с энтузиазмом пловца через Ла-Манш в дождливый зимний день. Но терпела ради Мерлина – и вот наконец молния вожделения вышибла меня из кислого цинизма.

Потенциальный отец Мерлина № 1

Игрок в поло

Есть целый набор приспособлений, усиливающих сексуальный жар, особенно у женщин. Главные в этом наборе – джодпуры. Игроки в поло совершенны, что уж там. Даже слишком. Тип таких резиновых мужчин: дунь в большой палец на ноге – и вот он. Бархатно-карие блестящие глаза, мускулистые бедра – облаченный в джодпуры Адонис, пивший чай в шатре, был далеко за пределами моих притязаний. Наблюдая, как рискованно он раскачивается на стуле, небрежно закинув одну обутую в сапог ногу на другую, я тщетно пыталась сгрести в кучу то самое «женское обаяние», о котором говорила мама, но опасалась, что нацело его пробаянила. Ощущала себя цирком, в котором звери вдруг начисто позабыли все трюки. Дамы помоложе обаивали красавца напропалую. Это включало в себя имитацию милого трепа друг с дружкой, с беспрестанным встряхиванием волосами и хитрованским подглядыванием за тем, какое впечатление это производит на остальных гостей. Однако, очутившись рядом с Адонисом в очереди за «Пиммзом», я умудрилась наскрести пару видавших виды подкатов.

– «Поло»[44]. Незабываемый вкус на целый день. Верно?

Следом я спросила, много ли отмечено вывихов лодыжек у дамочек-поклонниц от хождения по головам на каблуках и верно ли я расшифровываю их дресс-код как «грудь-навылет».

– Фифам стоит сдавать импланты в гардероб при входе, чтобы как-то уравнять шансы на поле. Что там борцы с лисьей охотой. Вам, игрокам, нужна Лига борцов с охотой на мужей. Это ж чистая жестокость по отношению к глупым зверушкам, верно?

– Это я, по-вашему, глупый? – ошарашенно поинтересовался он.

– Ну, вы-то из высшего общества, поэтому, думаю, образованны по высшему разряду.

Я вбросила еще пару соображений – о том, что лошади умнее людей, потому что никогда на них не ставят, а также не компенсирует ли он габаритами клюшки какие-нибудь свои малогабаритности. Заинтригованный красавчик предложил мне тарелку с пирожными, от которой инсектоидно-хрупкие барышни, шелестевшие кудрями, шарахались как от сибирской язвы. Я прожорливо приняла предложение, объяснив, что еда – второе в списке лучшего, что девушка может делать губами.

– В-второе? – пробормотал он, заглотив наживку.

Осталось добить его еще одной подначкой: джодпуры – верное противозачаточное средство, «раз влез, обратно уже не выбраться», – и он вызвался подбросить меня до дома.

Нервы у меня натянулись, как нити накаливания, – и до гитарного звона. Что-то наверняка лопнет, и я подозревала, что это будет резинка на кружевных трусах. Немного погодя я уже услаждалась приятной тяжестью его бедер, когда он перекатил меня на спину и прижал к простыням. Я ощущала, что рот у меня скоро будет до ушей, хоть пришивай завязочки, хоть нет. Вскоре улыбка растеклась по лицу, как жидкий соус.

– Исусе, – выговорил он, переводя дух. – Будь ты богомолом, мне бы уже настал жуткий конец... Когда в последний раз?..

– Семь с чем-то лет назад, – призналась я.

– Зуд седьмого года, значит?

– Ага. Еще разок не почешешь?

* * *