непредсказуемое неизбежным». Попытаемся раскрыть это великолепное определение. Если в работе действительно есть какой-то подлинно новый элемент, то предсказать его заранее, очевидно, совершенно невозможно, и здесь не помогут никакие имеющиеся данные; а если работа удалась, то этот непредсказуемый элемент должен стать совершенно неизбежным, приобрести силу закона» (Кастлер 1967, с. 30).

Смыслы возникают случайно и передаются по необходимости. Всякий смысл случаен, но, раз появившись, оно обретает силу закона, воспроизводясь в нормах. Кастлер называет это «случайный и запомненный выбор». «“Запоминание случайного выбора” служит механизмом создания информации, и по своей природе этот механизм совершенно отличен от механизма обнаружения информации» (Кастлер 1967, с. 29).

Если смыслы развиваются сами собой, а не благодаря человеческому замыслу, то, может быть, вся культура является результатом эволюции смыслов, их случайного изменения и избирательного сохранения? Сотни тысяч, может быть, миллионы лет продолжался этап смешанного естественного и культурного отбора, этап традиционного выбора длился тысячи или десятки тысяч лет. В течение этого времени субъектами самовоспроизводства выступали прото-человеческие и человеческие популяции, за развитием которых терялись отдельные личности, их замыслы и их судьбы. Как писал Альфред Кребер, глядя на тысячелетнюю историю, можно легко прийти к вере в скрытые силы, которые правят людьми без всякого участия с их стороны:

«Когда кто-то приобрел привычку наблюдать за тысячелетними процессами и грандиозными событиями — а отдельные личности при этом уменьшаются до незначительности — то очень легко отрицать их последующее влияние, даже любое влияние, и таким образом, вплотную подойти к вере в неопределенные имманентные силы; еще шаг, и эти силы становятся непостижимыми» (Kroeber 1952, p. 9).

Возникает трудный вопрос о том, играет ли личность как субъект действий какую-либо значимую роль в развитии культуры, и вообще, обладает ли человек свободой воли.

Трудная проблема субъекта

Как и при естественном отборе, на ранних этапах смешанного отбора отдельные особи, индивиды, не являются единицами отбора, выступая всего лишь как элементы самовоспроизводящихся популяций, как подражатели и продолжатели сначала во многом еще животных, а затем человеческих традиций. Отдельно взятый индивид ни тогда, ни позже не может воспроизвести сам себя, в одиночку он не может ни породить, ни воспитать нового человека, ни даже сохранить свой собственный здравый смысл: человек дичает в одиночестве. Однако по мере накопления смыслов в ходе смешанного отбора изощренность, сложность первобытных общин возрастает, а с ней возрастает субъектность индивидов.

Усложнение технологий, организаций и психологий ведет к складыванию сознания и личности как проявления этого сознания. Индивид обретает (само)сознание и становится личностью тогда, когда начинает обособлять себя от общности, частью которой он является, и вместе с тем искать себя в этой общности. Майкл Грациано пишет, что сознание — это модель внимания: мы приписываем внимание другим людям и поэтому приписываем его себе (Graziano 2013). Мы бы сказали, что сознание — это модель смысла. Мы приписываем смыслы другим и поэтому приписываем их себе. Сознание — это функция, производная от мышления:

«Это способность извлекать из мыслительной деятельности ее алгоритмы (способы), оценивать адекватность или неадекватность, качество своих действий, программировать, регулировать и контролировать их. Критерии сознания человек извлекает из окружающей среды, из ее явлений и морально-этических норм, которые приняты в семье, окружении и обществе в целом» (Визель 2021, с. 136).

Сознание не было дано человеку изначально. Джулиан Джейнс в своей книге «Происхождение сознания в процессе слома двухкамерного разума» (1976) писал, что изначально у человека не было сознания, что оно появилось уже в исторической время, возможно, в эпоху письменности. (Само)сознание появилось тогда, когда «голоса», говорившие человеку, что делать, превратились в голос его собственного разума. Он находит подтверждение этому в поэмах Гомера и у других древних авторов:

«В отличие от нашего собственного субъективного сознательного разума мы можем назвать менталитет микенцев двухкамерным разумом. Воля, планирование, инициатива организуются бессознательно, а затем “говорятся” индивидууму на его привычном языке, иногда от лица друга, авторитетной фигуры или “бога”, а иногда просто в форме голоса. Индивидуум подчинялся этим голосам-галлюцинациям, потому что сам он не “видел”, что ему нужно делать» (Jaynes 1976, p. 75). «Как только человек смог “познать себя”, как советовал Солон, смог совместить “времена” бок о бок в пространстве разума, смог “увидеть” себя и свой мир “глазом” своего разума, noos, божественные голоса стали не нужны, по крайней мере, в повседневной жизни. Они были оттеснены в особые места, называемые храмами, или к особым людям, называемым оракулами. И то, что новый единый ум (nous, как его стали называть), вобравший в себя функции других ипостасей, оказался успешным, подтверждается всей последующей литературой, а также реорганизацией поведения и общества» (Jaynes 1976, p. 287–288).

Роберт Сапольски пишет, что свобода воли определяется способностью человека противостоять биологическим порывам (Sapolsky 2017, p. 597). Но откуда берется эта способность? Из двойственной природы человека — как животного и как общественного существа. В «Федре» Платон уподоблял душу соединенной силе крылатой парной упряжки и возничего (Платон 1990–1994, т. 2, с. 155). В «Государстве» же он писал, что человек — это единство трех начал: разумного, аффективного (ярость и стремление к соперничеству) и природного (страсти и вожделения). «Познаем мы посредством одного из имеющихся в нас свойств, а гнев обусловлен другим, третье же свойство заставляет нас стремиться к удовольствию от еды, деторождения и всего того, что этому родственно» (Платон 1990–1994, т. 3, с. 208).

Культурный опыт представляет собой совокупность случайных и запомненных выборов, передаваемых посредством обучения. Индивид способен выбирать потому, что он обладает значимой частью этого опыта. Человек как культурный микрокосм — это слепок с общества как макрокосма. «Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть ансамбль всех общественных отношений» (Маркс и Энгельс 1954–1981, т. 3, с. 3). «Общество» и «индивид» — это лишь две крайние точки «человека», взятого как абстракция. «Люди могут выполнять действия, которые традиционно называются «мысль» или «чувство»; однако эти действия можно полноценно рассматривать как формы отношений, выполненные в изолированном пространстве индивидуального человека» (Герген 2016,