– Я не хочу, чтобы ты уходил.

– Я буду недалеко, мой мальчик. Я пойду к Элене и Фиделю. Вы с мамой сможете навещать меня, когда захотите.

– Хочу, чтобы ты остался здесь, – говорит мальчик.

– Это очень приятно, но я не хочу вставать между тобой и твоей мамой. Отныне вы с ней будете вместе. Будете семьей. Я не могу быть частью этой семьи. Но я буду помощником – слугой и помощником. Даю слово. – Он обращается к Инес: – Договорились?

– Да. – Теперь, приняв решение, Инес делается вполне властной. – Мы вернемся завтра. Привезем собаку. Ваши соседи не будут возражать против собаки?

– Не посмеют.

К прибытию Инес и ее брата на следующее утро он успевает подмести, отмыть плитку, сменить белье; его собственные пожитки сложены и готовы к отбытию.

Диего возглавляет процессию, неся большой чемодан на плече. Он бросает его на кровать.

– Это еще не все, – зловеще объявляет он. Так и есть: еще сундук, даже больше чемодана, и стопка постельного белья, в которой есть и обширное пуховое покрывало.

Он, Симон, с отбытием не тянет.

– Веди себя хорошо, – говорит он мальчику. – Он не ест огурцы, – говорит он Инес. – И не выключайте свет, когда он засыпает – он не любит спать в темноте.

Она никак не показывает, что услышала.

– Тут холодно, – говорит она, потирая ладони. – Тут всегда так холодно?

– Я куплю электрический камин. Привезу завтра-послезавтра. – Он протягивает Диего руку, тот неохотно ее пожимает. Затем он забирает свой узел и уходит, не оборачиваясь.

Он объявил, что поживет у Элены, хотя на самом деле не собирался. Он направляется в порт, в выходной день пустынный, и складывает пожитки в сарай рядом со Вторым причалом, где работники хранят свою одежду. Потом возвращается пешком в Кварталы и стучит в дверь к Элене.

– Привет, – выкликает он, – мы можем потолковать?

За чаем он описывает ей новое положение дел.

– Я уверен, Давид расцветет – теперь есть мать, чтобы за ним присматривать. Нехорошо это, если б я растил его в одиночку. Нельзя, чтоб ребенок так быстро становился маленьким мужчиной. Ребенку нужно детство, правда?

– Я ушам своим не верю, – отвечает Элена. – Ребенок – не цыпленок, которого можно сунуть под крыло какой-то чужой курице, чтоб она его растила. Как ты мог отдать Давида кому-то, кого никогда прежде не видел, какой-то женщине, которая, может, действует по мимолетному капризу и потеряет интерес к концу недели и захочет его вернуть?

– Пожалуйста, Элена, не суди эту Инес, пока ты с ней не познакомилась. Не каприз у нее – напротив, я верю, что ее влечет сила мощнее ее самой. Я рассчитываю на тебя, на твою помощь, помощь ей. Она на неведомой земле – у нее нет опыта материнства.

– Я твою Инес не сужу. Если она попросит помощи, я ее окажу. Но она не мать твоему мальчику, и тебе стоит перестать ее так называть.

– Элена, она мать ему. Я прибыл в эти края, не имея при себе ничего, кроме неколебимой убежденности: я узнаю мать мальчика, как только ее увижу. И, увидев Инес, я понял, что это она.

– Последовал интуиции?

– Больше того. Убежденности.

– Убежденность, интуиция, заблуждение – какая разница, если оно не подвергается сомнению? Тебе не пришло в голову, что если б мы все жили по интуиции, мир бы погряз в хаосе?

– Я не понимаю, из чего это следует. И что плохого в некотором хаосе время от времени, если из него происходит хорошее?

Элена пожимает плечами.

– Я не хочу ввязываться в этот спор. Твой сын сегодня пропустил занятие. И это не впервые. Если он собирается бросить музыку, пожалуйста, поставь меня в известность.

– Это дальше не мне решать. И, повторяю, он мне не сын, я ему не отец.

– Правда? Ты все отказываешься от этого, но поди знай. Больше ничего не скажу. Где ты собираешься ночевать? В лоне свежеобретенной семьи?

– Нет.

– Хочешь спать здесь?

Он поднимается из-за стола.

– Спасибо, но я все устроил иначе.

С учетом голубей, что гнездятся в желобе под крышей и беспрестанно возятся и воркуют, он в ту ночь спит довольно неплохо – на постели из мешков, в своем маленьком укрытии. За работу берется без завтрака, но трудится весь день и в конце чувствует себя хорошо, хоть и слегка эфемерно, слегка призрачно.

Альваро спрашивает про мальчика, и его так трогает забота Альваро, что он на миг раздумывает, не рассказать ли ему благую весть, новость, что нашлась мать мальчика. Но потом, вспомнив отклик Элены на эту же новость, осекается и врет: учительница забрала Давида на большой музыкальный конкурс.

– Музыкальный конкурс? – говорит Альваро с сомнением. – Это какой же? И где проходит?

– Понятия не имею, – отвечает он и меняет тему.

Жалко будет, кажется ему, если мальчик потеряет связь с Альваро и никогда больше не увидит своего друга Эль Рея, тягловую лошадь. Он надеется, когда связь между ними укрепится, Инес позволит мальчику навещать порт. Прошлое – под плащаницей облаков забвения, и он уже не уверен, правда ли его воспоминания или же просто истории, которые он сочиняет; однако он уверен, что будь он ребенком, ему понравилось бы, если б ему разрешили отправиться утром в компании взрослых мужчин и целый день помогать им грузить и разгружать большие корабли. Пайка действительности ребенку только на пользу, думается ему, – если только пайка эта не слишком внезапна и не слишком велика.

Он собирается зайти в «Наранхас» за провиантом, но слишком поздно: когда приходит к лавке, она уже закрыта. Голодный и одинокий, он вновь стучит в дверь Элены. Дверь открывает Фидель в пижаме.

– Привет, малыш Фидель, – говорит он, – можно я войду?

Элена сидит за столом, шьет. Она не здоровается, даже не поднимает взгляд от работы.

– Привет, – говорит он. – Что-то не так? Что-то случилось?

Она качает головой.

– Давид больше не может сюда приходить, – говорит Фидель. – Новая дама говорит, что ему нельзя.

– Новая дама, – говорит Элена, – объявила, что твоему сыну не разрешается играть с Фиделем.

– Почему?

Она жмет плечами.

– Дай ей время обжиться, – говорит он. – Ей внове быть матерью. Вполне ожидаемо, что она поначалу ведет себя несколько чудаковато.

– Чудаковато?

– Чудаковато в суждениях. Чрезмерно осторожно.

– Например, запрещает Давиду играть с друзьями?

– Она не знает вас с Фиделем. Как узнает – сразу поймет, какое вы хорошее влияние.

– И как же ты предлагаешь нам познакомиться?

– Вы точно друг на друга наткнетесь. Вы же соседи, в конце концов.