Из 50.000 населения голодают никак не меньше 49000. Истощенные, опухшие от голода колхозники, давшие стране 2.300.000 пудов хлеба, питающиеся в настоящее время черт знает чем, уж, наверное, не будут вырабатывать того, что вырабатывали в прошлом году… Все это, вместе взятое, приводит к заключению, что план сева колхозы района к сроку, безусловно, не выполнят. Но платить-то хлебный налог придется не с фактически засеянной площади, а с контрольной цифры присланного краем плана. Следовательно, история с хлебозаготовками 1932 г., повторится и в 1933 г. Вот перспективы»…

* * *

Великими свершениями и переломами руководили сталинские кадры, сталинские наркомы, верные сталинские ученики, специально и тщательно подобранные Сталиным люди. Подобно прежним, они обладали всеми внешними атрибутами вождей, были украшены орденами, заслугами, в их честь также переименовывали города, их имена присваивали колхозам, предприятиям, учебным заведениям и метрополитенам. Но, в отличие от буйной, вечно пререкающейся по любому поводу «ленинской гвардии», они знали, кому всем обязаны, кто в доме Хозяин.

Иосиф Виссарионович добился своего. Отдельные «механизмы» сконструированной им машины власти еще требовали дополнительной обкатки и доработки, некоторые «шестеренки» и «болты» определенно придется менять в процессе эксплуатации, но в целом, приятно глазу — как выровнялись ряды, укрепилась дисциплина, как упорядочились мнения, какое единообразие в мыслях и даже в одежде. Неспроста, говоря о партии, Сталин использовал военную терминологию:

«В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется 3–4 тысячи высших руководителей. Это, я бы сказал, генералитет нашей партии. Далее идут 30–40 тысяч средних руководителей. Это — наше партийное офицерство. Дальше идут около 100–150 тысяч низшего партийного звена. Это, так сказать, наше партийное унтер-офицерство».

10 февраля 1934 года, сразу после «съезда победителей», Пленум ЦК ВКП(б) образовал Политбюро сталинского набора в составе:

Члены Политбюро:

И.В. Сталин (генеральный секретарь партии);

В.М. Молотов (окончил реальное училище; председатель Совнаркома СССР);

Л.М. Каганович (самоучка; первый секретарь Московского комитета партии, секретарь сельскохозяйственного отдела ЦК; в качестве председателя Центральной комиссии по проверке партийных рядов руководил происходившей в 1933–34 гг. чисткой партии.);

М.И. Калинин (два класса сельской школы; председатель ЦИК СССР, коего пролетарский писатель Горький прозвал «вертикальным козлом в брюках» за неуемную страсть к женскому полу);

С.К. Орджоникидзе (фельдшерская школа; нарком тяжелой промышленности);

К.Е. Ворошилов (один класс сельской школы; нарком обороны);

С.М. Киров (техническое училище; первый секретарь Ленинградского губкома и Северо-Западного бюро ЦК);

А.А. Андреев (два класса сельской школы; нарком путей сообщения);

С.В. Косиор (начальное заводское училище; генеральный секретарь компартии Украины);

В.В. Куйбышев (один семестр вуза; председатель Госплана, заместитель председателя СНК и СТО).

Кандидаты в члены Политбюро:

А.И. Микоян (окончил духовную семинарию, менее года учился в духовной академии, там же, сменив мировоззрение вступил в партию; нарком снабжения);

Г.И. Петровский (два класса «образцовой школы» при городской гимназии; председатель ВУЦИК);

П.П. Постышев (самоучка; секретарь КЦ КП(б) Украины);

Я.Э. Рудзутак (два класса приходской школы; нарком РКИ СССР и председатель ЦКК);

В.Я. Чубарь (техническое училище; председатель Совнаркома Украины).

Позже в состав Политбюро были введены:

А.А. Жданов (реальное училище); Р.И. Эйхе (начальное училище), Н.И Ежов (он писал: «неоконченное низшее»), Н.С. Хрущев (рабфак).

Почти у всех «членов» и кандидатов в «члены» в графе «образование» стояла самая убогая запись и, при всем умении творить «чудеса», грамотно написать коротенькое письмо для многих из них было непосильной задачей. При назначении на самые высокие посты такой критерий, как грамотность, в принципе не имел значения. Тогдашняя «Малая советская энциклопедия» (первое издание) убеждала: «Сама по себе грамотность населения не говорит о культурности его, поскольку грамотные могут годами не пользоваться своим уменьем для приобретения знаний». Вот и товарищ Ворошилов, возглавлявший вооруженные силы, был хоть и малограмотным, зато жутко культурным — обожал оперу (точнее, оперных певичек) и чтение вслух.

Конечно, для политика образование не самое главное. Политик — не профессия, а желание власти. Но политиками, в смысле — людьми, борющимися за власть, они не были. Политик был только один, все остальные являлись проводниками его решений в жизнь, инструментами. И вот для исполнения этой роли образование очень даже не помешало бы. Но чего нет, того нет. Среди перечисленных лиц были выдающиеся организаторы, вьщающиеся надсмотрщики, многоопытные аппаратчики, а палачами, связанными круговой кровавой порукой, были они все.

Так, Лазарь Моисеевич Каганович (1893–1991) — копия, только значительно более масштабная, описанных в шолоховском письме уполномоченных по хлебозаготовкам — на январском Пленуме 1933 года сетовал на то, что руководители разных уровней недостаточно широко применяют столь испытанное воспитательное средство, как расстрел, и призывал к ужесточению репрессий. Критикуя порочную прокурорскую и судебную практику на местах, он призывал думать, в первую голову, не о соблюдении законов, а о беспрекословном выполнении постановлений партии и правительства. Вячеслав Михайлович Молотов (1890— 1986) лично подписал более семи тысяч смертных приговоров.

Каждый из них был «непримиримым борцом партии с троцкизмом, правой оппозицией и другими антипартийными течениями и группировками, преданнейшим учеником и помощником товарища Сталина в борьбе за сплочение партийных рядов, за укрепление ленинско-сталинского единства партии»; каждый имел немалые личные заслуги в организации геноцида и возвращении крестьянства в крепостное состояние, каждый, не дрогнув лицом, мог поглощать положенные по должности деликатесы под крики умирающих от голода прямо за окнами спецстоловой.

Орджоникидзе писал Кирову:

«Кадры, прошедшие через ситуацию 1932–1933 годов и выдержавшие ее, закалились как сталь. Я думаю, что с ними можно будет построить Государство, которого история еще не знала».

Никто не пытался баловаться теоретическими умствованиями — не по Сеньке шапка (настолько отвыкли, что в течение сорока лет после смерти Сталина так ничего нового в «научном коммунизме» и не придумали, кроме с треском лопнувшего в 1991 году «развитого социализма»; хрущевская программа за 10 лет догнать и перегнать Америку была озвучена Сталиным еще в 1939 году). На заседаниях Политбюро они могли обсуждать вопросы, спорить и ругаться между собой, но последним всегда выступал генсек. Он подводил черту, за которой разговоры заканчивались.