– Замечательно. А у Фиби есть роль?

Конечно, а как же иначе? Она ведь звезда одиннадцатого класса, неужели ты не в курсе?

– Она будет рассказчиком, очень много слов, всё надо выучить.

– Ей полезно заняться делом. Тебе нравится? – Он кивает в сторону книги.

– Да, очень.

– А что именно нравится?

– С ними нет взрослых.

– Покорно благодарю, – смеется он.

– Нет, не в этом смысле.

– Тогда в каком? Что тебе нравится в ситуации, когда у детей нет родителей?

– У них есть родители, просто они далеко.

– Хорошее уточнение. Но там есть несколько тяжелых сцен, ты не находишь?

– Смерть Хрюши[8], например, – киваю я.

– А мальчик по имени Саймон, он ведь тоже погибает?

Он обратил внимание на то, что я не упомянула про Саймона, и теперь как психолог хочет разобраться, почему.

– Разве убийство Саймона не ужасно, по-твоему?

Я молчу довольно долго, чтобы казалось, будто обдумываю его слова, и отвечаю:

– Да.

На самом деле я хочу сказать ему другое. Правду. Я не вижу ничего ужасного в том, что люди или дети мучают и убивают друг друга.

Я считаю это нормальным. Все как дома.

Он садится рядом со мной. Рукава рубашки закатаны, на руках светлые волосы, на запястье дорогие часы. Он так близко, что может прикоснуться ко мне, но не делает этого.

– Я только что говорил по телефону с Джун. Она собирается на несколько дней в отпуск и позвонила, чтобы сообщить новости перед поездкой.

И доложить то, что ты успела наговорить. Подбросила еще одну тарелочку на шест, жонглер их вращает, пока не уронит.

– И что слышно нового? Меня вызовут или нет?

– Пока ничего конкретного, но она сказала, что юристы подготовили список вопросов для нас, чтобы мы их обсудили.

– Что за вопросы?

– Вопросы, которые тебе могут задать.

– Значит, мне устроят перекрестный допрос?

– Мы пока не уверены, я понимаю, что неопределенность – это очень неприятное состояние. Сообщу тебе сразу, как только станет известно. Обещаю.

Он поднимается, потягивается и зовет меня слегка перекусить, пытается переключить мое внимание. Чтобы я не задавала новых вопросов. Иду за ним в переднюю часть дома.

– Кстати, совсем забыл тебе сказать, сегодня ведь у нас семейный обед.

– Это как?

– Ну, ты, я, Сас и Фиби.

Пожалуйста, передай мне картофель, паскуда.

Интересно, как пройдет это застолье.

– Обычно мы собираемся около семи, договорились?

– Хорошо.

Следующие пару часов я провожу, рисуя и прислушиваясь к беспрерывным телефонным разговорам Фиби за стенкой, звонок за звонком. Я думаю – может, постучаться к ней и сделать вид, что ничего не было.

Давай забудем все, что было, скажу я. Давай начнем сначала. Подружимся, может быть.

В назначенное время спускаюсь, в «Аге» что-то запекается и пахнет, на кухне жарко и душно. Майк это чувствует и открывает окно, когда я вхожу. Фиби прислонилась к раковине, с телефоном возле уха. На столе стоит открытая бутылка красного вина, радио выключено, чтобы я не услышала чего- нибудь про тебя.

– Пахнет вкусно, – говорю я.

Фиби поднимает глаза и фыркает, издает горлом отчетливый звук. Майк смотрит на нее, качает головой. Саския не поворачивает головы, она занята, помешивает соус на плите.

– Ты ощущаешь запах знаменитой жареной курицы по рецепту Саскии.

– Знаменита она тем, что жесткая, как подошва, и жевать ее придется до следующего воскресенья.

Еще не поздно заказать еду из китайского ресторана, имейте в виду.

Замечание Фиби остается без внимания, и она снова прижимает телефон к уху. Я новичок в этой семье, но даже мне все понятно. Саския не способна быть матерью, проявлять власть. Я смотрю на Фиби, и мне грустно от мысли, что у нас с ней больше общего, чем различий, а она этого не понимает.

– Итак, Фиби, пора отложить телефон в сторону, и без возражений, пожалуйста. Накройте на стол вместе с Милли.

– Хорошо, только не ждите, что я буду тут с вами радоваться жизни.

– Может, надо постараться, и у тебя получится, – говорит Саския, поворачиваясь к нам лицом.

Время упущено, чтобы укрощать ершистую Фиби, Саския опоздала на много лет. Но по какой причине?

– Надо постараться? Это ты говоришь?

– Пожалуйста, девочки, не надо устраивать сцену перед Милли.

Шаткая конструкция того и гляди рухнет. Карточный домик, кое-как, с трудом возведенный. Ненадежное, хрупкое семейство.

Все молчат, слышно только, как Рози шлепает лапами по плиткам, направляется в кухню, помахивает хвостом, нос задран кверху. Чихает от удовольствия, запах цыпленка из печи щекочет ей ноздри, манит.

Майк наклоняется, почесывает ей за ухом, там, где она больше всего любит, приговаривает – ну, пошли, старушка, пошли отсюда, выводит ее и запирает в прихожей. Мы с Фиби накрываем на стол, пока Саския выкладывает запеченный картофель с овощами в белое блюдо. Майк возвращается, точит большой нож – как будто звуки хлыста рассекают воздух, и разделывает им курицу. Он не просит меня положить ладонь на стол, растопырив пальцы, и не вонзает нож между ними на скорость. Нет, он в такие игры не играет.

Мы садимся, несколько минут уходит на то, чтобы разложить цыпленка, передать тарелки, подготовиться к трапезе. Майк наливает вина себе и Саскии, полбокала Фиби. Предлагает и мне, но я говорю – нет, спасибо, лучше воды. Фиби называет меня занудой, мы все смеемся, готова поспорить, что про себя она назвала меня более крепким словом.

– Ваше здоровье, – говорит Майк, поднимая бокал.

Ему никто не отвечает.

– Милли сказала, что вы ставите в этом семестре «Повелителя мух».

Он сразу нападает на золотую жилу, знает, где копнуть.