Хельстром подождал в дверях, пытаясь ощутить царящую здесь атмосферу. Следует ли ему сейчас взять руководство на себя? Они охотно подчинились бы ему, вырази он такое желание. Решение Праматери Тровы никогда не оспаривалось. Они всегда чувствовали, насколько сильна его ответственность, как эффективны его решения. Иногда они могли не соглашаться, иногда даже оказывались правыми, но и голосуя против него на Совете, относились с большим уважением. И когда, как это часто случалось, его точка зрения оказывалась верной, влияние Нильса усиливалось. Но самому Хельстрому это не очень нравилось.

«Ни один работник не совершенен, — напоминал он себе. — Улей сам должен стать совершенством».

Старый Харви стоял, согнув руки, слева от Хельстрома, освещенный исходящим от экрана мерцанием. Отсвет делал его похожим на изваяние из зеленого камня. Однако глаза его двигались. Старый Харви критически наблюдал за работой тех, кто находился в комнате. Хельстром направился в его сторону, бросив короткий взгляд на старика, а потом на консоль.

— Обнаружены ли какие-нибудь следы женщины?

— Нет.

— Разве мы не держали ее под постоянным инфранаблюдением?

— Как и под радарным.

— Были ли у нее инструменты для обнаружения нас?

— Она пыталась воспользоваться радио, но мы его заглушали.

— Это встревожило ее?

— Наверное, — Харви выглядел уставшим и недовольным.

— А другие приборы?

— В машине имелось небольшое устройство обнаружения радарной слежки. Думаю, оно сработало, когда мы включили радар.

— Но как ей удалось ускользнуть от группы прочесывания?

— Сейчас мы просматриваем пленки. Есть мнение, что она отправилась искать своего напарника и затерялась в результате обычного смешения сигналов наших приборов.

— Ее все равно должны были схватить.

Харви развернулся и посмотрел ему в лицо.

— Именно так я и сказал им.

— Но они не согласились с тобой?

Старый Харви кивнул.

— Что, по их мнению, произошло?

— Она пошла на осознанный риск и отправилась прямо в гущу наших искателей.

— Но ее бы сразу же выдал запах!

— Я им и это сказал, и они согласились. После чего предположили, что она ушла от машины на север, используя ее как экран. Они считают, что она действовала тихо, чтобы скрыть свои движения в радарной тени. Была временная брешь между наступлением темноты и моментом, когда группа прочесывания достигла места, где она находилась. Женщина могла ею воспользоваться. У нее была альтернатива: уйти назад или же тихо проскользнуть мимо нас, то есть двигаться в противоположном направлении. Они думают, что она скрывается где-то поблизости.

— А ты не согласен с этим? — спросил Хельстром.

— Да.

— Почему?

— Она не могла пробраться незаметно.

— Но почему?

— Мы воздействовали на нее низкими частотами. Она дергалась и нервничала весь день, слишком нервничала, чтобы идти сюда.

— Откуда тебе известны резервы ее смелости?

— Я их не знаю. Я лишь наблюдал за ней.

— Она вроде не в твоем вкусе, Харви.

— Можешь шутить, Нильс. Я наблюдал за ней почти весь день.

— То есть это твоя собственная точка зрения, основанная на личном наблюдении?

— Да, это так.

— Почему же ты не настаивал на ней?

— Я настаивал.

— Если бы решения принимал ты, что бы ты предпринял?

— Ты действительно хочешь это знать?

— Да, иначе бы не спрашивал.

— Во-первых, я думаю, она проскользнула вниз на северо-восток, к пасущимся там коровам. Выскажу предположение, что она их не боится. Есть в ней что-то такое… — Старый Харви облизнул губы языком. — А в таком случае у нее не должно возникнуть проблем при передвижении. Коровы скрывают ее запах, они дают прикрытие, в котором она нуждается.

— И с тобой никто не согласился?

— Они сказали, что ее запах испугал бы коров. А мы бы это заметили.

— И что ты ответил?

— Испугаются коровы или нет, зависит от того, почувствуют ли животные ее страх. Мы знаем это. Если она не боится их и движется тихо… Что ж, нельзя закрывать глаза на эту возможность.

— Однако они не желают искать ее среди коров.

— Они обеспокоены возможными осложнениями. Если мы пошлем туда работников, они могут потерять над собой контроль и убить нескольких коров. И тогда у нас возникнут проблемы с местными властями, как это происходит каждый раз в таких случаях.

— Ты мне так и не сказал, что бы ты предпринял.

— Я бы послал кого-нибудь из нас — тех, кто бывал во Внешнем мире. Некоторые из нас жили там. Мы лучше справимся с ситуацией, чем работники из группы прочесывания.

Хельстром кивнул и высказал то, что думал:

— Если она здесь, наверху, так близко от нас, то у нее нет ни малейшего шанса выбраться. Но если она спустилась вниз и прячется среди коров…

— Ты понял, что я имею в виду, — сказал Старый Харви.

— Меня удивляет, почему другие этого не понимают, — ответил Хельстром. — Ты возглавишь группу поиска?

— Естественно. Вижу, ты не использовал слово «прочесывание».

— Мне нужно, чтобы вы отправились туда и вернулись с ней.

— Живой?

— Если возможно. Мы мало что узнали от первого чужака.

— Я знаю. Я присутствовал внизу, когда они начали его допрашивать… Но такие вещи на меня плохо действуют. Видимо, я слишком долго жил во Внешнем мире.

— У меня та же реакция, — заметил Хельстром. — Лучше оставить это молодым работникам, не знакомым с таким понятием, как жалость.

— Конечно, хотелось бы добиваться нужных результатов другими методами, — произнес Старый Харви, глубоко вздохнув. — Я же лучше займусь… поиском.

— Подбери людей и отправляйся.

Хельстром смотрел, как старик направляется к выходу, и подумал об упрямстве молодых. Старик имел для Улья особую ценность, которую нельзя отрицать. И этот эпизод ярко демонстрировал его незаменимость. Молодые работники сами не захотели отправляться ночью на поиски и потому решили, что в этом нет необходимости.

Несколько молодых учеников и работников Службы Безопасности обоего пола слышали беседу Хельстрома и Старого Харви. Устыдившись, они вызвались добровольцами.

Старый Харви отобрал нескольких и кратко проинструктировал, особо выделив, что помощником назначает Салдо. Это было хорошее решение. Салдо выказывал к Старому Харви подчеркнутое уважение, и Хельстрома удивило, почему он сразу не принял сторону учителя. Причина стала ясна во время инструктажа, когда Салдо сказал: