Я с силой сжала левую ладонь в кулак. Впилась ногтями в кожу, отрезвила себя болью.

Рроак почувствовал напряжение в моем теле. Посмотрел с немым вопросом, но я лишь покачала головой. А потом, поняв, что таким ответом Рроак не ограничится и попытается вызнать причины, спешно перевела тему:

– Почему ты не предупредил, что хочешь сделать нам парные рисунки?

Задрав рукав, я принялась рассматривать припухший узор. Пока Гррахара колола, толком и не вглядывалась – следила за самой драконицей. А ведь красиво получилось! Действительно крыло дракона, да еще так старательно выполненное. Будто настоящее…

– Для тебя это ничего не меняет, – Рроак тоже посмотрел на мой рисунок. – Да и для меня, если задуматься. Мы уже связаны. Просто… мм… скажем, я решил перестать это скрывать.

– Но почему?

– Потому что это защитит тебя, Кинара.

Теперь внимательный взгляд был прикован к моему лицу. Щеки нагрелись, сердце забилось быстрее.

– Теперь каждый дракон Северных Гнезд знает, что ты моя.

Глупое сердце забилось еще быстрее. Великие боги, да что же это со мной? Куда подевалось хладнокровие охотницы?

Губы защипало, как после аррахи. Я приоткрыла их, задышала глубже, будто это могло сбить волнующее чувство. Но нет. Стоило заметить, как потемнел взгляд Рроака, и странное ощущение на губах усилилось.

Я не выдержала. Зажмурилась и спрятала лицо у Рроака на груди.

Пусть недостойно охотницы показывать слабость. Пусть! Сейчас во мне не осталось сил противостоять этому дракону. Любому другому – легко! Но именно перед Рроаком я пасую. Наверное, всему виной его кровь во мне. Да, наверняка дело в этом. Или я до сих пор не успокоилась после пожара. В любом случае уверена: то, что Рроак назвал меня своей, не задело моих чувств. Ни капельки!

Стараясь отвлечься, вновь сменила тему:

– Дом ведь загорелся из-за Молчуна? Из-за его оборота?

– Да. Причем если бы он остался в теле дракона, то смог бы вырваться из пламени. Но он испугался и инстинктивно вернулся в привычный облик. Надо созвать совет парящих.

– Из-за пожара?

Рроак покачал головой:

– Между первым и вторым оборотом всегда проходит много времени: от шести до восемнадцати месяцев. Это необходимо, чтобы тело закончило перестройку. Но важно другое: после первого оборота проводится обряд наречения. Это старая и очень важная для нас традиция, Кинара. Мы не можем отступить от нее даже сейчас.

– Почему «даже»?

– Потому что никто не видел, какого цвета ящер Молчуна. Я расспрошу детей, но сомневаюсь, что будет толк. Каждый знает, как важен цвет и первый оборот. Если бы они видели, сказали бы сразу.

– А нельзя назвать, не зная цвета?

Я перестала прижиматься к груди Рроака и снова посмотрела ему в лицо.

– Цвет, точнее, его близость к пламени определит силу. А сила определяет выбор имени: достоин ли новый дракон рыка, с которым остальные будут к нему обращаться?

Я задумалась. Мысленно покатала на языке имена Рроака, Гррахары и Берготта. А ведь правда: имя Берготта глухое. «Р» почти проглатывается, а «т» звучит долго.

– У Гррахары дракон белый, а имя сильное, – заметила отстраненно.

Рроак снова усмехнулся.

– Ты когда-нибудь смотрела на зажженную свечу? – Я кивнула. – Значит, ты видела, что в центре пламя кажется почти белым. Для нас это тоже сильный цвет.

– А что бывает, если вы ошибаетесь с наречением?

Рроак посмурнел.

– Еще никогда мы не называли вслепую. Но есть поверье: если дракон будет назван именем, которого недостоин, его покарает сам Первопредок.

Сердце испуганно сжалось.

Из-за того, что Молчун испугался и слишком быстро обернулся человеком, его ждет… кара их божества?

Рроак принес меня в дом Гррахары. Зашел без стука, уверенно двинулся к лестнице.

– А я уж решила, не явитесь, – фыркнула драконица, встречая нас на втором этаже. – Неси ее в рабочую комнату.

Кивнув, Рроак прошел мимо первой двери и толкнул следующую.

Рабочая комната оказалась чем-то средним между спальней и кабинетом. У дальней стены ютилась узкая кушетка на одного, с потолка свисала плотная штора, которая легко могла спрятать спящего от посторонних глаз. У окна замер огромный стол с выдвижными ящиками. Над ним висела обтянутая холщовой тканью доска, истыканная иголками поверх клочков бумаги. На полке, чуть левее и выше стола, выстроились книги.

Шкаф с реечными дверцами, два сундука, обшитых железом, легкий стул и тяжелое массивное кресло, вешалка с фартуком и нарукавниками, стеллаж с разномастными баночками и пузырьками. Плетеные корзины и ящики с закрытыми крышками. Я едва успела осмотреться, как Рроак ссадил меня на кушетку. Тут же, закрывая обзор, передо мной возникла Гррахара.

– Подожди в гостиной. Я все сделаю.

– Могу подождать и тут, – отозвался Рроак, явно дразня. Только кого? Гррахару? Или меня?

Она повернулась, уперла руки в бока и задрала голову – все-таки росточком Гррахара сильно уступает Рроаку. Но, что удивительно, даже в таком положении она умудрялась смотреть на него сверху вниз.

– Держи кровь в узде, кахррар! Ни одна дева еще не оказывалась обнаженной пред мужчиной, пока я работаю. Охотница ли, дракон – неважно. Честь есть честь.

Рроак улыбнулся. Причем так довольно, будто мальчишка, услышавший похвалу.

– Ты не меняешься, Гррахи.

Он развернулся и шагнул к выходу.

– А с чего бы мне меняться? Из ума-то, поди, не выжила, – пробурчала она. И тут же крикнула вдогонку: – На кухне рагу, а в холодном стоит банка взвара на меду. Только не бери синюю чашу, она треснула!

Рроак негромко рыкнул в ответ. Я не поняла: просто ли это рык, или он что-то значит. Но Гррахара довольно прищурилась.

Потом повернулась ко мне. Хмуро оглядела и заключила:

– Платье придется резать.

– Простите…

Стало неловко. В Ордене каждая рубаха на счету, и если уж какой ловкач умудрялся порвать свою, то ходить ему потом либо с прорехой, либо со штопкой. Причем, как правило, кривой, потому что вещи мы чиним сами. Любой охотник мастерски обращается с дайгенором, но сладить с иголкой и ниткой дано не каждому. Новые же рубахи нам дарят раз в год – на праздник божественного равноденствия.

Наверняка и Гррахара сейчас с трудом сдерживает злость. Еще бы! Из-за какой-то чужачки придется резать красивое платье!

Однако драконица посмотрела на меня как на умалишенную.

– «Простите»? – переспросила она, будто все еще сомневаясь в услышанном. – Девочка, ты спасла Молчуна – нашего ребенка. Одно из шестнадцати сокровищ Северных Гнезд. И теперь переживаешь… из-за платья? Милая, да сожги ты их хоть все, никто бы и слова против не сказал! За жизни наших детей мы готовы заплатить любую цену. И ты… – тут старуха замолчала и на миг отвернулась. Потом снова посмотрела на меня. – Спасибо, что спасла его, Кинара. Спасибо, – повторила она еле слышно.