Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следовательно, с точки зрения когнитивной науки не алфавит уникальным образом содействовал производству новой мысли, а скорее повышенная эффективность, возможность достижения которой была обеспечена алфавитной и слоговой системами письма, сделала «новую мысль» более доступной для большего количества людей, а также на начальных стадиях способствовала развитию начинающего читателя. Вот в чем, следовательно, состояла революция в нашей интеллектуальной истории: началась демократизация юного ума, осваивающего чтение. В таком расширенном контексте неудивительно, что распространение греческого алфавита сопровождалось одним из наиболее значимых и плодовитых периодов сочинительства, искусства, философии, театра и науки.
Утверждение 3: алфавит способствует овладению чтением в силу лучшего осознания речи
Греческий алфавит резко отличался от предыдущих систем письма тем, что в нем нашли отражение самые сложные лингвистические представления о человеческой речи. Древние греки обнаружили, что весь поток речи в устном языке можно проанализировать и систематически разложить на отдельные звуки. Это очевидно далеко не для каждого (в любую эпоху). И особенно уместно то, что греки, самые голосистые поборники устной культуры, открыли для себя внутреннюю структуру и компоненты речи.
Чтобы понять, что за произведенным греками анализом речи стоит непомерный подвиг, достаточно обратиться к министерству обороны. Современная история восприятия речи начинается с сосредоточенных усилий изучения компонентов речи, предпринятых во время Второй мировой войны, когда возникла необходимость коммуникации в очень сложных и специфических условиях. Исследования начались как строго засекреченная военная тайна: тогда ученые из Bell Laboratories пытались создать машины, способные анализировать то, что называется «речевым сигналом», и в итоге синтезировать человеческую речь. Когда целое сражение могло зависеть от способности лишь одного офицера услышать сообщение в обстреливаемом снарядами окопе, такая информация была жизненно важной. Исследователи из Bell Laboratories использовали новую адаптацию спектрографа, для того чтобы получить визуальную форму нескольких важных компонентов: распределения звуковых частот, которые составляют высказывание; времени, необходимого для каждой части сигнала; а также амплитуды конкретного сигнала. Каждый звук в каждом языке обладает идентификационной характеристикой, состоящей из этих трех компонентов.
Как только современные исследователи «увидели» акустические свойства каждого аспекта человеческой речи, для них стала более очевидной ее чрезвычайная сложность. В качестве одного небольшого примера можно привести исследование Грейс Йени-Комшиан, которое показывает, что мы говорим с частотой от 125 до 180 непрерывных слов в минуту, причем в этом потоке не имеется акустических маркеров начала и конца слов [40]. (Представьте себе на минуточку, как будет звучать для вас незнакомый язык – как непрерывный и непонятный поток звуков.) В любом языке, на котором говорят люди, они узнают, как отделить друг от друга единицы речи, опираясь на их значение, грамматическую роль и морфологический состав, а также на ритм, ударение и интонацию. Но такая информация вряд ли даст вам знать, где заканчивается первый звук слова (его начало) и начинается второй. Это обусловлено тем, что в потоке речи все звуки взаимодействуют, накладываются друг на друга, как черепица: каждая фонема пересекается со следующей и определяет ее произношение [41]. Йени-Комшиан пишет: «Одна из самых больших сложностей в работе исследователей восприятия речи состоит в том, чтобы определить, каким образом из сложного речевого сигнала изолируются (выделяются) отдельные звуки и как они соответствующим образом идентифицируются» [42].
Изобретатели греческого алфавита сделали именно это. Сначала (как обычно это описывается в учебниках) они систематически проанализировали каждую фонему финикийского языка и определили соответствия между этими звуками и финикийскими буквами. Затем они провели такой же анализ греческой речи. После этого, используя переработанные финикийские графемы в качестве основы, они постепенно подобрали почти к каждой фонеме греческого языка греческую букву – им пришлось придумать новые буквы для гласных звуков. Например, греческая альфа для звука [а] получилась из финикийского слова алеф, что означает «бык» [43]. Одной из восхитительных лингвистических инноваций было то, что греческие писатели изменяли некоторые символы, чтобы они лучше соответствовали лингвистическим характеристикам диалектов, на которых говорили в конкретной местности. Это считается причиной того, почему в разных городах Греции появляются немного отличающиеся друг от друга алфавиты [44]. Изменение букв в системе письма для их соответствия местным диалектам является изобретательным приемом лингвистического прагматизма и фонологической компетентности, который в наши дни вряд ли был бы удостоен внимания членов Французской академии [45]. Мы будем в состоянии оценить то, что сделали греки, лишь когда поймем ошеломляющую сложность всего процесса речевой деятельности. Если шумеры были первыми известными общими лингвистами, а санскритские ученые – первыми грамматистами, то греки были первыми фонетистами.
Этот величайший прорыв, который был сделан изобретателями греческого алфавита, – сознательный, систематический анализ речи – бессознательно происходит в жизни каждого ребенка, который учится читать. Юным греческим ученикам был дан практически совершенный алфавит с почти совершенными правилами графемно-фонемного соответствия. В результате эти ученики могли добиться беглости чтения и письма значительно быстрее, чем их шумерские, аккадские или египетские «собратья». За рамки этой книги выходит вопрос, который, несомненно, достоин изучения: приводило ли такое раннее формирование беглости у древнегреческих читателей к развитию мышления, способствовавшего достижениям культуры классической Греции.
В контексте этого вопроса, который пока что остается без ответа, поразительной иронией выглядит продолжавшееся века двойственное отношение греков к обучению греческому алфавиту. Вскоре после создания своего революционного письма греки в основном отреагировали на него 400-летним равнодушием. Разительно отличаясь этим от египтян и аккадцев, образованные греки ставили свою высокоразвитую устную культуру значительно выше письменной [46].
Сократа можно назвать самым красноречивым апологетом устной культуры и самым решительным критиком письменной. Чтобы слишком поспешно не выбросить из головы это двойственное отношение греков к изобретению алфавита, спросим себя: почему один из самых талантливых мыслителей и творцов новой мысли порицал его использование? И теперь мы обращаемся к невидимой войне между устной языковой культурой и использованием письменного языка в Греции. Аккуратно записанные Платоном поразительные аргументы Сократа против грамотности открывают нам исключительно важные причины, по которым нам следовало бы к этим аргументам прислушаться.
Протесты Сократа, тихий бунт Платона и привычка Аристотеля
Сам Сократ не написал ничего. Если верить объяснению его мотивов в «Федре» Платона, он ничего не писал, так как был убежден, что книги станут помехой работе активного критического мышления и в результате ученик приобретет «ложное представление о мудрости» [47].