в деревни заходил за пищей. Редко – искал ночлега. Идти дальше было опасно. Кружился около одного и того же места; многие из окрестных жителей меня уже знали в лицо.

Однажды зашел к крестьянину спросить хлеба. Вошел в избу и вижу, как женщина, по виду интеллигентная, покупает творог, молоко, яйца, хлеб. Меня это заинтересовало, и я спросил, для кого же она покупает.

– Покупаю для мужчин, – отвечала она тихонько, – со мною идут трое, между ними и мой муж. Мы убежали и теперь пробираемся к чехословакам. На меня, как на женщину, не так обращают внимание.

– Нельзя ли и мне присоединиться к вам? – спросил я.

– Отчего же, я сейчас ухожу к мужчинам: они сидят в лесу. Вы немного подождите и тоже идите.

Я так и сделал. Зная лес, я скоро нашел их. Они были уже предуведомлены и манили к себе знаками. Я спросил их о цели путешествия. Отвечали, что идут к чехословакам. Я сказал, что иду туда же, но не знаю дороги. Они предложили мне идти вместе с ними и объяснили, что у них есть план: пользуясь отступлением красных, пройти в разрыв фронта. Хотели они сделать это в тот же день.

– Но имейте в виду, что нам, может быть, придется бежать. Помните, что через два-три дня можно будет пройти совсем легко.

Последнее замечание было вызвано тем обстоятельством, что я производил впечатление человека много старше своих лет: у меня была огромная борода; к тому же тюрьма и жизнь беглеца меня изнурили.

Высказанное ими мнение, что через короткий срок можно будет пройти без затруднения, остановило меня от присоединения к ним. Впрочем, брало и сомнение-не красные ли они.

Сапог у меня не было уже давно – разбились совершенно. В одном доме дали лапти, в другом – онучи и оборки. Все это получил в подарок.

Однажды И…, у которого я чаще всего бывал в доме (в деревне Н.), сказал мне:

– Вас уже все здесь узнали: говорят, что вы или профессор, или богатый, священник.

– Что же делать? – спрашиваю я.

– Отдайте пальто и наденьте крестьянскую одежду.

– Я давно хотел это сделать, да не знаю, как.

При этом разговоре присутствовал женатый сын И.

– У меня есть лишняя поддевка, – сказал он. Я обрадовался, надел на себя поддевку, отдал молодому человеку пальто. Он, было, отказывался, но в конце концов согласился взять его. Дали мне крестьянскую шапку, подпоясали кушаком, засунули за пояс топор и я, уподобясь по внешности крестьянину, стал чувствовать себя увереннее.

Как и прежде, блуждаю в лесу около деревень. Ночевал то в лесу, то в деревнях. Отношение крестьян все время было отличным. Побывал в бане. И сам попарился, и одежду освободил от насекомых. Кроме пара, для этого употреблял еще березовый деготь, обмазав им все тело. Насекомые пропали совершенно.

Зашел однажды в избу, хозяева которой оставили обедать. Пришел мужчина с той же просьбой, как и я: хлеба, но на троих.

– Где же остальные? – спросил хозяин. – Пусть идут сюда, не боясь.

Те пришли, поели. На вид они мне показались подозрительными. Я спросил их, куда они идут.

– Мы пробираемся к белым, – был ответ.

– Не возьмете ли вы меня с собой? Я такой же беглец, как и вы.

Они переглянулись.

– Отчего же, пойдемте.

– А вы надеетесь пройти через фронт? – спросил я их.

– Надеемся, и в скором времени.

Но я все-таки не решился идти с ними: очень уж они походили на красноармейцев-перебежчиков.

Во время блужданий по лесам, когда, бывало, завидишь встречного, то стараешься свернуть от него в сторону. То же самое, обыкновенно, делал и встречный. Случалось, что уклоняясь друг от друга, в лесу нечаянно встречались лицом к лицу. Потом, разговорясь, удивлялись, зачем убегали друг от друга.

Наступает уже глубокая осень. Холод и сырость заставляют искать возможности поскорее достигнуть цели.

Однажды встретился я с молодым человеком, с которым я ранее встречался в лесу, он был с ружьем и с собакой. Он посоветовал мне идти, сказав, что пробраться к чехам теперь вполне возможно. Указал он мне и путь, которым легче всего пройти.

На другой день молодой И. проводил меня в деревню, версты за четыре. Там спросили, нет ли поблизости красных. Сказали, что красноармейцы повсюду, что все дороги тщательно ими охраняются. Часто они заходили и в деревни. Дело было к вечеру, и я решился вернуться назад, в деревню Н., несмотря на настояния моего спутника. Оставаться ночевать в деревне – тоже побоялся. Решил идти обратно, в деревню Н., но по пути где-нибудь заночевать. Все в деревнях знали, кто я. Так, например, когда я проходил деревней, то один крестьянин звал меня на ночлег, крича полным голосом:

– Узнал что. Иди сюда ночевать: в поле холодно.

Хотя погода стояла действительно холодная, но я все же не решился ночевать в деревне. Поблагодарил, но отказался.

Стало уже сильно темнеть, но ночлега себе я еще не выбрал. Случайно набрел на большую кучу соломы. Влез наверх, раскопал кучу, зарылся в солому; пытался заснуть, но вместо того, пришлось скорее вылезти из соломы: она оказалась сырой, а на дворе был небольшой мороз. Лежа в соломе, я начал коченеть от холода. С трудом вылез из кучи, стал бегать, чтобы согреться. Рано утром идет домой мой провожатый, заночевавший в деревне. Вместе с ним я вернулся к его родителям. От ходьбы я согрелся и пришел в дом, чувствуя себя много бодрее. Поставили самовар, уговаривали раздеться и лечь спать на полати. Я лег, но не разделся, а разул только ноги. Самого хозяина не было дома: он ушел в волостное правление.

Не успел я задремать, как слышу встревоженный голос:

– Дядя, красноармейцы скачут.

Выглянул – действительно скачут шестеро красноармейцев. Быстро обулся, выбежал во двор, схоронился. Когда они проскакали, то я, прячась, с опаской ушел в лес.

Таким образом я спасся. Дом, в котором я находился, стоял на краю деревни. Красноармейцы приезжали сделать обыск, и я был уверен, что начнут обыскивать с нашего конца. По счастью, обыскивать стали с другой стороны деревни.

Обыск был вызван тем обстоятельством, что накануне через одну из соседних деревень проходила кучка вооруженных людей. Ходили слухи, что это белые.

Деревня наша была небольшая, дворов около десятка. Когда я убегал, молодой И. позвал меня ночевать:

– Дядя, приходи потом ночевать.

Звали меня постоянно «дядя». Все были настолько чуткими и деликатными, что ни разу никто не спросил меня об имени.

Весь день я, голодный, постоянно оглядываясь, пробродил по лесу.