Однако Эмиль довез его до церкви. Этот эпизод сделал мой выбор в пользу Эмиля, хотя тогда мне понравились оба брата.

…В 8 утра мы, актеры «Комсомольского патруля», сидели уже в автобусах, когда из гостиницы вышел Эмиль Кио и передал в окно мне записку: «Мой телефон 232-19-46. Я буду очень ждать Вашего звонка». Так дорога к храму неожиданно сблизила наши сердца…

Перед ответственными зарубежными гастролями программу обычно обкатывали на «нашем» зрителе. Мюзик-холл прибыл в Сочи. Когда по дороге из Адлера в Сочи я увидела огромные рекламные щиты «гастроли Кио» — я поняла, что наша встреча с Эмилем — это судьба!

Перед началом гастролей с Московским мюзик-холлом мне предстояло озвучивание своей главной роли в фильме «Трудные дети» на Ялтинской киностудии.

В Ялте я получила от Эмиля письмо, в котором он писал о том, как он одинок и как ему трудно переносить это одиночество: «Чем больше я узнаю тебя, тем ты становишься мне роднее. Знай главное, ты мне очень нужна и я люблю тебя»…

Все эти письма я сохранила до сих пор. Эмиль очень нравился мне. Всем своим внешним обликом худощавого, чуть сутуловатого, тихого и скромного интеллигента в очках и какой-то своей детской незащищенностью — он тронул меня до глубины души.

«Такого человека легко было обидеть, и он стерпел бы это и не ответил бы своему обидчику», — думала тогда я. Эмиль абсолютно не был похож ни на одного из актеров, с кем мне пришлось работать на эстраде, встречаться на съемках в кино. Он был совсем другим, как будто из другой эпохи, и напоминал мне чеховского персонажа доктора Дымова из «Попрыгуньи».

Мне хотелось помочь ему чем-нибудь, защитить его от тех, кто вверг его, при большой семье, в одиночество.

На Руси издревле говорили не «люблю», а «жалею».

Так вот я от всей души жалела Эмиля. Мне было страшно признаться самой себе, что я полюбила этого человека. Эмиль жил в квартире на Ленинском проспекте в семье своих разведенных родителей.

Его отец Эмиль Теодорович Кио был женат второй раз.

Во время войны он выступал в цирке на Цветном бульваре, где у него завязался роман с танцовщицей из кордебалета, которая родила ему сына Игоря и стала впоследствии его официальной женой.

Первая его жена Коша Александровна находилась с маленьким сыном Эмилем и няней Марусей в Орджоникидзе.

Вернувшись после войны в Москву, они оказались в одной большой трехкомнатной квартире с новой семьей Эмиля Теодоровича.

Маме Эмиля было очень тяжело морально выносить такое соседство, но ее происхождение — княжеские осетинские корни — помогало с достоинством сносить унизительное положение «приживалки» в доме, где «правила бал» самовлюбленная и властная молодая жена ее бывшего мужа.

Так, в одной квартире, многие годы пришлось жить двум женам и двум сыновьям Эмиля Теодоровича Кио. Верным другом Коши Александровны до конца ее дней была Маруся.

Маруся случайно попала в семью Кио девочкой четырнадцати лет. Семье требовалась няня для Эмиля, которому было шесть недель от роду.

Маруся добралась до Орджоникидзе по совету своей двоюродной сестры, работающей домработницей в одной из семей. Маруся бежала из родной деревни куда глаза глядят, когда большевики разорили их семейное гнездо в Воронежской области.

Мать и отца, кулаков и «врагов народа», арестовали.

Большевики и примкнувшая к ним местная пьянь угнали со двора скот, забрали все съестные запасы, вынесли из дома все!

Дом конфисковали, а детей выгнали на улицу. Четверо сирот разбрелись в поисках заработка и пропитания кто куда.

Семья «кулаков» жила натуральным хозяйством. С пяти утра и до заката солнца родители трудились в поле.

Старшие нянчили младших, помогали в доме по хозяйству, готовили еду, смотрели за скотом. С раннего детства детей приучали к труду. На зиму делались запасы: в бочках солили огурцы, помидоры, кочаны капусты, арбузы.

Вкуса конфет дети «кулаков» не знали, их заменяли сухие груши и яблоки. В продуктовой лавке покупали только свечи, соль и мыло.

Мать сама ткала полотно и красила детские платья и рубахи в красный цвет свекольным соком.

Отец валял валенки и шил овчинные тулупы. С ранней весны и до поздней осени дети «кулаков» бегали босые и только с наступлением первых заморозков надевали валенки.

Маруся знала, как обращаться с грудным ребенком, не боялась никакой работы и для семьи Кио оказалась незаменимой. Она, словно посланная Господом Богом, вырастила двух сыновей Кио, обиходовала дом и всех членов семьи. Маруся вставала утром первая и ложилась спать последняя. Она провожала детей в школу, встречала их. Таскала на себе тяжеленные сумки с рынка. Готовила, пекла, стирала, гладила, терла, выжимала соки и все — вручную. Со всех комнат неслось: «Маруся, дай чистую рубашку!», «Маруся, где мои носки?», «Маруся, сделай морковный сок!», «Маруся, погуляй с собачкой!». И она безропотно все выполняла.

Маруся прослужила верой и правдой семье Кио почти 70 лет!

В свое время Эмиль Теодорович купил кулинарную книгу, по которой Маруся научилась готовить изысканные блюда: фаршированная рыба, сациви, холодный еврейский борщ, «наполеон» и многое другое.

Причем она никогда не позволяла себе взять ни кусочка с «барского стола». Питалась скромно. Варила себе каши.

Маруся так и не вышла замуж. Вот уж истинно Святая Дева Мария!

И в благодарность за эту жертвенную преданность семье Кио, за ее тяжкий труд, за надорванное здоровье, Эмиль, «чеховский персонаж», которого Маруся вырастила с пеленок, когда она в свои 84 года станет больной, немощной и слепой, определит в пансионат…

Но это будет потом, а пока…

Мы с Эмилем продолжали переписываться.

Мне пришлось честно сказать Борису, что я полюбила другого человека. «Борис сильный, он горы может свернуть, а Эмиль слабый, без меня он пропадет», — думала тогда я, делая свой выбор в пользу Эмиля.

Борис к тому времени сумел купить кооперативную двухкомнатную квартиру у станции метро «Аэропорт» на деньги, которые я получила за съемки в фильме «Неоплаченный долг». В это время я находилась в Париже.

Эмиль встретил меня в Москве и отвез на Ленинский проспект. Своего жилья у нас не было, и нам пришлось ютиться в квартире семьи Кио. Спали мы с ним на кровати, стоящей напротив кровати его мамы. Его отец был против нашего брака: «Тебе, Эмиль, нужна жена из цирковой династии, а не артистка мюзик-холла». Впервые Эмиль пошел против воли отца.

Мы расписались с ним в маленьком загсе на Ленинском проспекте, недалеко от дома 12, где мы жили. Не было ни белого платья, ни пышной свадьбы. Дома очень скромно мы отметили это событие: мы с Эмилем да его двоюродный брат Федор с женой.