Механизм военной службы работал без осечки. В его батальоне не было дедовщины, некого было «строить», рядовой состав начинался с сержантов. Отбирал контрактников лично Александр Сытин, начальник охраны Зоны.

* * *

Дом Ани оказался просторным и уютным. Из прихожей, которая здесь называлась сенями, мы прошли в холл, одновременно выполняющий функцию столовой и кухни. Из него в три стороны шли двери в комнаты.

В открытую дверь большой гостиной был виден накрытый к ужину стол, работающий телевизор в полстены, окна в бархатных портьерах, картины на стенах, резная мебель. И везде на полу лежали теплые оленьи шкуры.

Помимо печки в столовой гостиную согревал искусственным пламенем электрический камин. Все, как рассказывала Аня.

Пока я и новые знакомые топтались в холле, снимая и развешивая верхнюю одежду, Хавронья, растолкав нас, рванула к столу и, сев на толстую задницу, жадно нюхала еду.

А ведь ее, бедняжку, никто с утра не кормил. Только в самолете я ей, полусонной, скормила пяток пирожков. Но для девушки в центнер с лишним подобное угощение — что для меня один мандаринчик.

Осмелев, свинья приподнялась, поставила передние ноги на край стола и попыталась дотянуться безразмерным ртом до ближайшего салатника. Скатерть угрожающе потянулась в ее сторону, поехали тарелки и несколько кастрюлек. Бутылки вина и водки закачались.

Все замерли, ожидая звона разбивающейся посуды, но Сережка, оглянувшись на наши взволнованные лица, не спеша подошел к Хавронье и дотронулся до ее пятачка пальчиком. Хрюшка тут же сняла копыта со стола и ушла сидеть в сторонку.

Татьяна нашла на кухне миску, свалила туда не успевшую остыть картошку, мясо, два вида салата, хлеб и залила «ассорти» компотом и водкой.

— Пусть наестся и ложится спать. Ей тоже нужно отдохнуть.

Пока я мыла руки, а Татьяна и Аринай усаживали за стол детей, Хавронья счавкала полную миску еды, пукнула и завалилась спать на коврике.

Мы ужинали не меньше двух часов. Я рассказывала о своей жизни, Аринай и Татьяна о своей. Как я поняла, скучать здесь некогда.

— Девочки, я же не заказала телефонный разговор!

— Момент. — Татьяна подняла телефонную трубку и, поздоровавшись с каким-то Ванечкой, передала мне ее.

Ванечка, говоривший простуженным басом, выслушал мои телефонные цифры и пообещал дать звонок не позже утра.

Я в растерянности положила трубку:

— Только утром. Столько ждать!

Аринай и Таня переглянулись.

— Маша, да сейчас уже половина третьего ночи. У нас другой часовой пояс.

— А как же дети?

Сережа и Танечка ковыряли вилками в тарелках.

— А они сегодня целый день спали. Нам Гена посоветовал не держать их в рамках режима.

— А-а-га-а, — пропела Аринай. — Мы их балуем.

И тут грохнула входная дверь, потянуло холодом, и на пороге появились двое мужчин в военной форме. Оба сняли шапки. Высокий военный заговорил первым:

— Привет честной компании. Привет, Маша.

— Это-о мой муж, Са-аша, а второй Яша, Та-анин муж.

— Очень приятно. — Я встала, поздоровалась с мужчинами за руку. — Я вас помню, Саша, в прошлом году видела, вместе с Аней. Проходите к столу, поужинайте.

— Я тебя тоже помню, хотя выглядишь сейчас… немного по-другому. Не обижайся, но ужинать мы не будем, поздно уже. — Саша улыбнулся мне как старой знакомой. — Завтра вечером посидим.

Сережа, отодвинув салат, сорвался с места и уткнулся Саше в колени. Саша поднял его и поцеловал в нос.

— Ай, и действительно, засиделись, — затараторила Татьяна. — Танечка, беги к папе одеваться.

Танечка степенно слезла со стула, подошла к Якову и ждала, когда тот наденет на нее сначала кофточку, затем теплое, на гагачьем пуху, пальто.

Суета в прихожей заняла минут десять.

…И я осталась в доме одна, если не считать храпящую в углу Хавронью.

На моем телефоне было всего девять вечера. Спать не хотелось.

Скучно пожевав кусок мяса, я решила осмотреть комнату.

Книжный шкаф забит толстыми умными книгами, половину названий которых я не знала. У меня на книжных полках лишних книг нет — учебники по бухгалтерии и экономике, сто детективов и десятки детских книг Данилы.

В гардеробе висела одежда Ани, лежали стопы постельного белья, в ящиках — простое нижнее белье. Нижнее белье много говорит о женщине. Аня всегда отличалась скромностью и мудростью. Чистый ангел во плоти.

Под телевизором стояла тумбочка, за стеклянными дверцами которой лежали стопки дисков с фильмами и учебными программами и… стояли две бутылки. Одна с мартини, другая с коньяком. Обе начатые. Значит, Аня-ангел иногда пропускала рюмочку. Это радовало. Она еще не потеряна для общества.

Вернувшись к столу, я поставила перед собой мартини и коньяк. Ждать телефонного звонка стало веселее.

И он прозвучал после первого коктейля, смешанного мною из обеих бутылок.

Толик нетерпеливо выслушал сообщение о моем здоровье и удачном перелете. Я даже обиделась на его «да, понял, конечно».

— Толик, чем ты там занимаешься?

— Ниной, — честно ответил Толик. — Даня спит, Кирилл ушел к себе домой.

— Почему ушел?

— Решил нам не мешать.

— А-а, понятно… Ну, пока. Я перед вылетом перезвоню.

— Пока.

В трубке послышался Ниночкин голос: «Приветики от меня передавай!»

— Я слышу, Толик. Передавай ей тоже привет.

Положив трубку, я отхлебнула коктейля и сравнила время. Часы на стене показывали четыре утра, мой телефон — половину одиннадцатого. Дома я ложусь спать в одиннадцать. Встаю рано, дела в магазине заспаться не дают. Но сейчас сна не было ни в одном глазу. И что делать?

Вылупившись в телевизор, я пила смесь коньяка с мартини и щелкала программами, в восемьдесяти процентах из которых говорили на иностранных языках, с которыми у меня никаких проблем. Ни одного не знаю, хотя в институте сдавала английский.

Интересно, как себя чувствует Аня?.. Ёперный театер, это ж куда меня занесло?

«Будет что вспомнить, когда вы с Аней выпьете кофе на улицах Парижа, отмечая свое столетие», — взбодрил меня оранжевый голос. «Ах, это так гуманно! Ты просто героиня! Поехать в глушь, в морозы, в снега, чтобы поддержать подругу», — заворковал голубенький голосок. «А еще с твоей нынешней «красотой во все лицо» лучше посидеть подальше от дома», — цинично вставил свою фразу внутренний болотный голос за номером три.

К семи часам утра местного времени я напилась вдрызг и наплакалась, жалея себя. Как легла спать в застеленную новым бельем кровать, не помню.