Уцелевшее одно гребное судно могло поднять до 30 человек, а их было 70. Всякий предлагал свои способы для общего спасения: иные желали плыть на шлюпке к берегам России; другие думали, что лучше идти туда сухим путем; некоторые помышляли даже об истреблении гребного судна, чтобы всех постигла одинаковая участь. Для уничтожения опасных намерений их капитан Вуд прибегал к средству, которое едва ли можно похвалить, а именно – к крепким напиткам: он старался, чтобы они в беспрестанном пьянстве забывали о своем предприятии. В таком ужасном положении оставались они 10 дней. 8 июля, ко всеобщей радости, показалась в море пинка «Проспероз». Капитан Флаус увидел огонь их, который они нарочно разложили, всех их спас и 22 числа благополучно возвратился в Англию.

Несчастный конец предприятия капитана Вуда обратил его из ревностнейшего поборника Северо-Восточного прохода в сильнейшего противника его. Он утверждал, что Новая Земля составляет с Шпицбергеном один материк, что море между ними покрыто вечным льдом и что все рассказы голландцев и англичан, свидетельствующие о противном, есть вымыслы. Нет сомнения, с одной стороны, что мореплаватель этот в защиту неудачи своей сказал многое, что ему трудно было бы доказать и чему, может статься, он и сам не верил; но, с другой стороны, и то несомненно, что защитники Северо-Восточного пути были впоследствии против него весьма несправедливы. Они возлагали всю причину неуспеха на него; утверждали, что он отступил от первоначального плана своего, и вместо того, чтобы держаться на середине между Шпицбергеном и Новой Землей, из робости приблизился к берегу последней и прочее[56]. Все это совершенно неосновательно.

От Нордкапа капитан Вуд плыл к северо-востоку, встретил непроходимый лед на самой середине между Шпицбергеном и Новой Землей и должен был, чтобы отыскать в нем проход, приблизиться к какой-нибудь стороне, а именно – к восточной, поскольку восточный берег Шпицбергена, постоянными от востока к западу течениями всегда более Новоземельского затирается льдами. Плавание между льдом и берегом гораздо опаснее, чем в одних льдах, и потому Вуд избрал его верно не из робости. Чтобы судить справедливо о делах морехода, а особенно чтобы обвинять его в трусости, следует сначала самому испытать что-нибудь подобное.

Место, где капитан Вуд претерпел кораблекрушение, назвал он по имени корабля своего мысом Спидвел; по его исчислению, широта этого мыса 74°40', долгота 63°. Мне кажется, что он мог разбиться только на острове Адмиралтейства или Подшивалова, а именно – на южной его оконечности, лежащей, по нашим определениям, на широте 74°55', долготе 55°34', поскольку южнее этого места берега Новой Земли весьма приглубны и везде чисты; указанный же остров окружен на большое расстояние каменными отмелями и рифами. Разность 15' в широте не удивительна, потому что Вуд, как из журнала его видно, наблюдений тут не имел; что ж до долготы его касается, то он определил ее гораздо вернее, нежели сам говорит: ибо, придав указанные в журнале его с 19 июня отшествия[57] к долготе Нордкапа, получим мы долготу мыса Спидвел 54°28', только на 1°6' меньшую истинной. Склонение компаса[58] определил он в 13°. Ныне склонение в этом месте около 14° О, и потому в точности наблюдения Вуда позволительно усомниться. Нельзя, однако же, не заметить, что перемена склонения, которая из этого следует, согласуется с вышеупомянутыми наблюдениями голландцев. По его замечаниям, прилив течет прямо в берег и поднимается до восьми футов. Морская же вода солонее, тяжелее и яснее, чем где-либо, так что на глубине 80 сажен, или 480 футов, видно не только дно, но даже ракушки на дне. Последнее кажется мне уже совершенно невозможным.

Это было последнее путешествие, предпринятое для розыска Северо-Восточного прохода из Европы в Китай. С того времени многие ученые мужи (Ломоносов, Баррингтон, Енгель и прочие) старались, правда, доказать возможность совершения его, но кажется, что мнений их не разделяли ни правительства, ни частные капиталисты: так как и по настоящее время ни один из мореходных народов не возобновлял его. С тех пор и Новая Земля перестала быть ими посещаема, и нам остается упомянуть только о путешествии туда шкипера Фламинга.

1688. Фламинг. Мореход этот, об одном плавании которого мы уже говорили, посетил Новую Землю вторично в 1688 году. Льдов не встречал он вовсе, а только бурную и мрачную погоду. На меньшем из Оранских островов нашел он дерево толщиной в три или четыре охвата, выкинутое выше черты обыкновенной полной воды; он не мог понять, откуда столь огромное дерево взялось, потому что на Новой Земле не растет их вовсе. Тут же нашел он шесты, поставленные голландцами около ста лет назад. Он останавливался в Костином Шаре (Costinsarch), который почитал губой, и опровергает мнение тех, кто полагал, что тут есть пролив, ведущий в другое море. Остров Майголшар (Meygoltzaar), около этого места лежащий, по описанию его, соединяется с берегом рифом, покрывающимся полной водой; около него лежит несколько меньших островков, а за ним вдается губа.

Сопоставляя описание это с местом, назначаемым на голландских, а за ними и на старых наших картах этому Майголшару, следует думать, что это есть каменный островок, или лудка[59], лежащий поюжнее Костина Шара, против мыса Савиной Ковриги. Но откуда взято название Майголшар, ныне в том краю вовсе неизвестно, мы даже и догадки никакой сделать не можем. Кажется, что Фламинг был также и в Маточкином Шаре, но в это ли плавание или в какое-нибудь из прежних, неизвестно. Он говорит, что между Langenefs и Groote baey поднимался он на высокую гору, с которой открылся ему довольно широкий пролив, идущий к востоку, которому не видно было конца. Мы знаем уже, что Лангенес есть Сухой Нос, и потому, хотя и неизвестно, что такое его Groote baey, можно почти утвердительно сказать, что он видел Маточкин Шар.