— Работаю психотерапевтом. Живу один. Женат не был. Имею трехкомнатную квартиру, дачу, машину. Ближайшие родственники — двоюродные племянники из Ленинграда.

— Скажите, что вы с ними не очень ладите.

— Я с ними действительно не лажу.

— Прекрасно! Побочные дети?

— Не имею.

— Так. Надо еще объяснить, на какой почве у вас случилось помутнение. А то создан образ благополучного человека, и вдруг ему якобы некуда податься, кроме секты.

— Вы знаете, Полина, у нас очень много людей, вполне нормальных, которым в минуту горя просто не на кого опереться. На них-то и охотятся всякие шарлатаны. Вы вот — очень сильная женщина. Но и вам понадобилась моя помощь.

— Да! — вспыхнула женщина. — Но не психологического плана. Я никогда бы не стала плакаться чужому мужику в.., свитер. Мы просто заключили сделку. Например, я покупаю холодильник, потому что сама не могу его сделать. Тут точно такая же ситуация. Один к одному.

— Вы удивительная женщина!

Слова звучали совсем не как комплимент, и Полина еле сдержалась, чтоб не поставить гостя на место. Нет. Теперь ему надо улыбаться. Нужно принимать вид слабой растерянной дурочки. Да еще и раздвигать ноги, когда захочет док.

Полина захлопнула дверь за Рязанцевым и прямо рукой стерла помаду. «Вот ты и стала шлюхой», — пронеслось в голове. Словно придурок, звонивший ночью, знал о ней то, что для самой женщины еще являлось тайной.

* * *

Полина уже несколько минут грохотала в дверь дома Дергунова. Женщина неоднократно убеждалась в верности пословицы: скупой платит дважды.

Надо было сразу предложить выжившему из ума старику рублей двести, и, возможно, его помутненный рассудок прояснился бы. Обычно дензнаки творят такие чудеса, что никакому Кашпировскому не под силу. Полина снова заколотила в дверь, и тут она, наконец, отворилась. На пороге возник Иван Николаевич в грязной рубашке и с бессмысленным взглядом запуганного ребенка.

— Здравствуйте, — приветственно улыбнулась Полина, приготовившись объяснить хозяину причину своего неожиданного возвращения.

Однако тот опередил ее и промямлил:

— Вы насчет покупки дома?

— Я-а-а… Да, — с неприятным чувством гостья поняла, что старик не узнает ее. — Вы меня не помните?

Дед бросил на женщину косой, какой-то смытый взгляд и обронил:

— Не имею чести.

Эта претенциозная фраза явно из далекого нормального прошлого Дергунова смешно и жалко прозвучала из уст сегодняшнего Ивана Николаевича, — опустившегося, забитого.

— Ну как же! Вас ведь зовут Иван… — женщина сделала паузу, ожидая, что хозяин сам закончит фразу.

— Иван… Да… Иван Иванович.

У Полины вытянулось лицо.

— Так я посмотрю дом, Иван… Иванович.

Женщина сделала шаг вперед. Однако хозяин не двигался. Смотрел в сторону.

— Приезжайте к двум, — прогнусавил хозяин. — Придут брат и сестра.. Они все покажут.

Полина вспомнила «линялые» лица молодых опекунов деда. Усмехнулась про себя: брат и сестра. Метят в кровные родственники, сволочи.

— Мне надо сейчас Я очень спешу, — предприняла новую попытку наступления Полина.

Однако Дергунов проявил неожиданную твердость. Он не двинулся с места и повторил:

— В два часа.

При этом взгляд его стал злым и подозрительным. Видимо, братья хорошенько вбили в голову старика, чтобы он в их отсутствие не смел впускать в дом посторонних. Полина вздохнула и извлекла из сумочки две сотенные бумажки. Держа их в правой руке, как приманку, женщина медленно, настойчиво проговорила:

— Я вам заплачу, если вы пустите. Двести рублей, — она пошуршала сотенными. — Я только посмотрю дом и уйду.

Тусклый взор старика обрел живость. «Ну вот, — удовлетворенно улыбнулась Полина, — великая сила денег». Дергунов протянул костлявую руку и вцепился в желтые бумажки. Одновременно женщина сделала шаг вперед и полувопросительно сказала: «Я зайду?» Дед, разглядывая деньги с таким любопытством, словно давно не держал их в руках, посторонился. Полина зашла в дом и, удивленная, остановилась. За время ее недолгого отсутствия он несколько преобразился. Полы чисто вымыты, с мебели исчезла вуаль из пыли. На столе в простенькой рамочке стоит фотография женщины с волосами, вытравленными перекисью водорода. Наверное, жена. Скорее всего — покойная. Надеясь, что воспоминания о ней разбудят на некоторое время разум старика, как минуту назад его малость прояснили деньги, Полина проворковала:

— А это ваша супруга?

Дергунов мельком взглянул на снимок и безразлично кивнул. Словно гостья спросила: «А это ваш стул? Ваши тапки?» А ведь, наверное, как раз тоска по умершей жене загнала его в западню секты. Старик опять посуровел. Возможно, уже забыл о том, что любопытная женщина с быстрым внимательным взглядом купила право на вход. Полина затараторила, опасаясь, что ее вот-вот выставят вон:

— Значит, решили домик продать. А сами куда же? Где жить будете? В доме престарелых?

— В обители.. В обители., избранных.

Полина чуть не рассмеялась, но, взглянув на старика, вздрогнула. Видимо, обитель избранных была для него так же реальна, как существование пивнушки напротив и притулившегося к ней ларь ка по приему стеклотары. Как бы выведать у деда адрес этого благословенного места?

— Вы переедете к Новому Учителю? — поинтересовалась Полина и, пытаясь продемонстрировать свою осведомленность и тем вкрасться в доверие к старику, добавила:

— К этому, с бородой.

Лицо Дергунова посветлело:

— Если он явит.., явит милость и соблаговолит видеть меня.

Хозяин говорил медленно, останавливаясь, словно вспоминал слова из едва знакомого ему иностранного языка.

— И когда же, Иван Николаевич… Простите, Иван Иванович, вы отправитесь в обитель?

— Как дом продам.

— Не боитесь на старости лет без крыши над головой остаться?

Дергунов ничего не ответил. Бессмысленно перекладывал с места на место замусоленную диванную подушку, свитер с протертыми локтями.

— Сколько вы просите за дом?

— В два часа придут брат и сестра, — снова затянул старик.

— А деньги им отдавать?

— Угу.

— Иван Иванович, — снова попыталась достучаться до его сознания Полина, — деньги-то за дом братья вам не отдадут.

— Конечно, — кивнул старик.

В его голосе не слышалось ни недовольства, ни упрека. Одно покорное равнодушие. Словно Дергунов напрочь отгородился от своего безрадостного настоящего и туманного будущего.