После этого я не видел Лиз Даттон довольно долго, год или чуть больше. Поначалу я по ней скучал, но недолго. Когда подступала тоска, я просто напоминал себе, что Лиз подставила мою маму и по сути ее предала. Я все ждал, что у мамы появится новая подруга для совместных ночевок, но никаких новых подруг так и не появилось. Однажды я спросил почему, и мама ответила так:

– Обжегшись на молоке, будешь дуть на воду. У нас все хорошо, и это главное.

И все действительно было хорошо. Благодаря Риджису Томасу – 27 недель в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс» – и паре новых клиентов (одного из них обнаружила Барбара Минс, которая к тому времени стала штатным сотрудником на полную ставку, а еще позже, в 2017 году, – уже полноправным, именным партнером) агентство вновь твердо встало на ноги. Дядя Гарри вернулся в санаторий в Бейонне (прежнее учреждение, новое руководство); в общем, не идеальный вариант, но все-таки лучше, чем раньше. Мама больше не злилась по утрам и накупила себе новой одежды.

– Приходится обновлять гардероб, – пояснила она. – Я как бросила пить, похудела на пятнадцать фунтов.

Я уже перешел в среднюю школу, в чем-то паршивую, в чем-то нормальную, но там был один большой плюс: если ты занимался любым видом спорта и выступал за школьную команду и у тебя в расписании не было обязательных уроков во второй половине дня, то тебя отпускали на тренировку в спортзал, или в изостудию, или в музыкальный кружок, или домой. Я играл только в юношеской команде по баскетболу, и сезон матчей уже завершился, но я все равно попадал в категорию спортсменов. Иногда я заглядывал в изостудию, потому что там занималась симпатичная девчонка по имени Мэри О’Мэлли. Если она была в студии, я оставался до конца занятия, если нет – отправлялся домой. Либо пешком (самостоятельно, ясное дело), если погода была хорошей, либо на автобусе, если плохой.

В тот день, когда в мою жизнь вернулась Лиз Даттон, я даже не стал проверять, есть ли в студии Мэри, и сразу после уроков помчался домой, потому что мне подарили на день рождения новую игровую приставку и я еще с нею не наигрался. Я как раз выходил со школьного двора, поправляя рюкзак за спиной (я уже не носил рюкзаки, как котомки, на одном плече; шестой класс остался в доисторическом прошлом), и вдруг услышал знакомый голос:

– Привет, Чемпион. Как жизнь, bambino[8]?

Она стояла, прислонившись к машине, – не служебной, а личной. Она была в джинсах и блузке с глубоким вырезом. Вместо куртки на ней был пиджак с приколотым на груди жетоном Департамента полиции Нью-Йорка. По нашей старой традиции Лиз отодвинула полу пиджака, чтобы показать мне свою плечевую кобуру. Только на этот раз в кобуре был пистолет.

– Привет, Лиз, – пробормотал я и пошел прочь, сосредоточенно глядя себе под ноги.

– Эй, погоди. Надо поговорить.

Я остановился, но не обернулся к Лиз. Словно она была змееволосой горгоной Медузой, способной превратить меня в камень одним своим взглядом.

– Лучше не надо. Мама рассердится, если узнает.

– Ей вовсе не обязательно знать. Повернись ко мне, Джейми. Пожалуйста. Меня убивает, что приходится говорить с твоей спиной.

Ее голос и вправду был каким-то убитым, и мне стало неловко. Я обернулся. Она уже запахнула пиджак, но из-под него все равно выпирала кобура с пистолетом.

– Мне нужно, чтобы ты прокатился со мной.

– А мне не нужно, – ответил я. Мне сразу вспомнилась моя бывшая одноклассница Рамона Шейнберг. В начале учебного года мы с ней посещали одни и те же уроки, а потом она перестала ходить в школу. Мой друг Скотт Абрамовиц сказал, что ее выкрал отец, судившийся с ее матерью из-за родительских прав, и увез за границу. Куда-то, где нет экстрадиции. Скотт говорил, он надеется, что там тепло и есть море и пальмы.

– Мне сейчас необходимы твои способности, – сказала Лиз. – Позарез.

Я ничего не ответил, но она, наверное, поняла, что я готов дать слабину, потому что улыбнулась. Это была очень хорошая, теплая улыбка, как бы осветившая изнутри ее серые глаза. В тот день глаза Лиз были совсем не похожи на хмурое осеннее небо.

– Может быть, ничего не получится, но мне надо попробовать. Надо, чтобы попробовал ты.

– Что попробовал?

Она не ответила, тогда – нет, просто протянула ко мне руку.

– Я помогла твоей маме, когда умер Риджис Томас. А теперь мне нужна твоя помощь.

Вообще-то маме в тот день помог я, а Лиз просто быстренько довезла нас до Кротона-на-Гудзоне, но она заехала в «Бургер Кинг», чтобы купить мне поесть, хотя мама настаивала, чтобы мы гнали без остановок. И Лиз отдала мне свою кока-колу, когда у меня пересохло в горле от непрестанной говорильни. Поэтому я сел в машину. Без всякой охоты, но все-таки сел. У взрослых есть власть над детьми, особенно если взрослый умоляет ребенка, а Лиз именно что умоляла.

Я спросил, куда мы едем, и Лиз сказала, что для начала в Центральный парк. Возможно, потом надо будет заехать еще в пару мест. Я сказал, что если не вернусь домой до пяти, мама начнет волноваться. Лиз сказала, что постарается привезти меня домой даже раньше, но дело действительно важное. Очень важное.

И вот тогда она и рассказала, в чем, собственно, дело.

Человек, называвший себя Подрывником, заложил свою первую бомбу в Истпорте, небольшом городке на Лонг-Айленде неподалеку от Спеонка, где одно время располагалась хижина дяди Гарри (литературная шутка). Это было в 1996 году. Подрывник положил динамитный заряд с подсоединенным к нему таймером в урну у туалетов в супермаркете «Кинг Каллен». Таймер был сделан из простого дешевенького будильника, но он сработал. Динамит рванул в девять вечера, когда супермаркет уже закрывался. Были ранены три человека, все трое – сотрудники магазина. Двое отделались легкими поверхностными ранениями, а третьему не повезло: он как раз выходил из туалета, когда взорвалась бомба. Он потерял глаз и правую руку до локтя. Через два дня в полицейское управление округа Саффолк пришло письмо. Коротенькая записка, напечатанная на «Ай-би-эм селектрик». Вот ее содержание: Как вам понравилась моя нынешняя затея? Это еще не все! ПОДРЫВНИК.

Подрывник заложил девятнадцать бомб, прежде чем кого-то убил.

– Девятнадцать! – воскликнула Лиз. – Причем он старался, упорно старался. Закладывал бомбы и в пригородах Нью-Йорка, и даже для разнообразия в Нью-Джерси: в Джерси-Сити и Форт-Ли. Всегда динамит. Канадского производства.

Однако счет раненых и покалеченных шел на десятки и уже приближался к пятидесяти, когда взрывом, устроенным Подрывником, все-таки убило человека. Того самого человека, который так неудачно воспользовался таксофоном на Лексингтон-авеню. После каждого случая в отделение полиции, ответственное за тот район, где произошел взрыв, приходило письмо. Все та же коротенькая записка: Как вам понравилась моя нынешняя затея? Это еще не все! ПОДРЫВНИК.