Я получил водительские права прямо на шестнадцатый день рождения. Мы с Рэди-Роком любили прокатиться по городу после школы в поисках баттлов. В те времена найти их было несложно. Где-нибудь на углу всегда стояла кружком толпа парней, качающих головой, и один из них держал руки сложенными вокруг рта — по этой позе всегда было легко узнать битбоксера.

Мы к ним подкатывали, выходили из тачки, вставали в крутую позу — так все и начиналось. У меня и минуты не уходило на то, чтобы уделать лохов. Я выдавал панчлайны направо и налево, публика ревела: «ОХРЕНЕТЬ! СЛЫХАЛИ, КАК ОН ЗАДВИНУЛ?» Парни поумнее сдавались сами, когда понимали, что толпа на моей стороне — потому что, когда толпа против тебя, что бы ты ни сказал, сделаешь только хуже. Но некоторые лошары не сдавались — они продолжали напирать, и тогда исход был один: не оставалось камня на камне.

В одиннадцатом классе я уже успел заработать репутацию в окрестностях Западного Филли. Я присоединился к группе парней постарше, и мы назывались «the Hypnotic MCs». Группа собралась с оглядкой на Грандмастера Каза и Cold Crush Brothers — у нас был один диджей и четверо эмси. Диджей Грув был на вертушках. Джейми Фреш, Шейки-Ди, мой друг Марк Форрест, он же Лорд Суприм, и я, Фреш Принц. Рэди-Рок иногда к нам заглядывал, но в целом ему эти чуваки не очень нравились.

Я очень серьезно относился к своей роли в Hypnotic MCs. Я подходил к делу с дисциплиной, вбитой в меня папулей. Но в то время я еще не усвоил, что большинство людей не так серьезно относится к работе, как я.

Я хотел репетировать каждый день в установленное время. Но остальные особенно не заморачивались: иногда опаздывали на репетиции, иногда совсем не являлись. Я хотел, чтобы мы выступали на всех уличных вечеринках и вместе копили деньги на новое оборудование, хотел раздавать флаеры и рекламировать группу, записывать кассеты. Поскольку я был самым молодым, надо мной смеялись и не принимали мои идеи всерьез. Однажды я все-таки убедил их скинуться по двести баксов на покупку новенького сэмплера SP-12. Я несколько недель пахал в отцовском цеху и заработал на свою долю. Теперь у нас был сэмплер, четыре микрофона, две вертушки и пластинок за глаза. Поскольку Грув был нашим диджеем, мы решили хранить оборудование у него дома.

За шесть месяцев мы несколько раз очень неплохо выступили, но в основном техника пылилась у Грува в подвале. Меня это начало подбешивать — никто не хотел стараться и выкладываться. Моя принципиальная позиция и неуемная требовательность стали раздражать группу. Наши отношения потихоньку испортились. Они обижались на меня, потому что я обламывал им то, что они считали просто веселым хобби. Я обижался, потому что они не давали группе развиваться и становиться лучше.

Помню, как на репетициях я огрызался на них с чисто папулиной интонацией:

— Девяносто девять процентов — это все равно, что ноль!

Мы стали спорить и ругаться по любому поводу: какую строчку вставить в текст, какие биты лучше подходили к каким мелодиям, кто должен был читать какой куплет — любое решение превращалось в мучение. Теперь я понимаю, что у нас не было шансов, но в то время я верил, что любую ситуацию можно исправить.

Однако после долгих месяцев без прогресса и записей я пришел домой к Груву и сказал парням, что ухожу. Для них я все равно был несносным пацаном, который ломал всем кайф. Они пожали плечами, похихикали между собой и пожелали мне катиться на все четыре стороны.

Я забрал свой микрофон и наушники, и в качестве примирения предложил купить у них сэмплер.

— Он не продается, — сказал Грув с незнакомым мне холодком в голосе.

— Да ладно, пацаны, вы им даже не пользуетесь, — сказал я. — Отец мне с бабками поможет…

Они проигнорировали меня и продолжили бубнить между собой. Дело было даже не в сэмплере и не в обидах. Дело было в силе — они проявили ко мне неуважение, потому что могли. Они знали, что я ничего не смогу сделать в ответ.

— Ну, как знаете, — сказал я. — Тогда верните мне мои двести баксов, и мы в расчете.

Они переглянулись с ухмылкой, и Грув ответил:

— Не-а.

Никаких споров и обсуждений. Просто нет.

Внешне я сохранял спокойствие, но внутри у меня все закипело. Я терпел издевательства и оскорбления все свое детство. Мое терпение лопнуло.

— Ладно, — спокойно ответил я. — Увидимся.

Уже уходя, я увидел, что сэмплер просто лежал без присмотра. Я подошел к нему, секунду подумал, затем схватил его, яростно выдернул вместе с проводами, поднял над головой кнопками вниз и БАХ! Разбил его о бетонный пол подвала. Сэмплер просто рассыпался — ручки, кнопки, крошки пластика, транзисторы и кусочки микросхем полетели во все стороны.

— Какого хера ты наделал?! — возопил Грув.

Но я уже уносил свою задницу вверх по подвальной лестнице. Сначала они за мной погнались, но я-то был моложе. Я опустил голову и бежал без оглядки восемь кварталов. Когда я, наконец, устал и оглянулся, за мной никого не было.

Отныне я был сам по себе.

Папулин новенький фургон «Шевроле» стоял с разбитыми стеклами, ни одного целого не осталось. Из машины пропало радио и все его рабочие инструменты.

Когда это случилось, фургон как раз был у Пола. Он извинялся перед папулей, чуть не рыдая, а тот пытался его успокоить:

— Ну всякое бывает, для этого у нас есть страховка.

Но для Пола эта ситуация была непростительной — фургон был под его присмотром и опекой. Я никогда не видел его в таком состоянии. Пол считал, что каким-то образом подвел и опозорил папулю. Папуля чувствовал, что это как-то связано с причиной, по которой Пол изначально оказался в Филли.

— Слушай, Пол, взгляни на меня, — сказал отец. — Знаешь, сколько раз какие-нибудь подонки вламывались ко мне и крали мое барахло?

— Я знаю, кто это сделал, дядя Уилл, — ответил Пол.

— Да ну их к черту, Пол, — сказал папуля. — У нас своей работы по горло. Забудь про них.

Но Пол не мог этого просто так оставить. Он тогда мутил с девчонкой по имени Шелли, которая, в свою очередь, мутила с бандюком по имени Блэк. Блэк держал Уиннфилд в кулаке. Он постоянно ошивался с бандой из семи-восьми человек на углу у магазина мистера Брайанта. Ростом он был под два метра и всегда ходил без футболки. Он вообще ничего не боялся — мог даже курить траву на улице среди бела дня.

Пол протиснулся прямо к Блэку через его свиту.

— Это ты обчистил фургон моего дяди? — спросил Пол.

Все на углу захохотали.

— Ага, это был я. И что ты будешь де…

ХРЯСЬ.

Нос Блэка был сломан, хоть он этого еще и не понял. Он поймет только потом, когда придет в сознание.

Такие драки я раньше видел только в фильмах. Пол всем навалял. Каждый чувак на том углу был либо в крови, либо в отключке, либо уносил ноги, пока не прилетело.